На берегу неба - Василий Голованов

– А меня не возьмешь? – спросил Шварц.

– Куда ж я тебя брошу? – рассмеялся Саня. – Кашу будешь варить. Законник ты. Тебе участие в боевых операциях противопоказано.

В это время зазвонил телефон.

– Во, – отреагировал Сашка. – Видать, увольняют уже.

Шварц снял трубку и услышал незнакомый голос:

– Андрей Андреич?

– Да, кто это?

– Не узнали? Даня Мальцев, из газеты. Что новенького?

– Из какой газеты?

На том конце линии образовался какой-то провал – ни звука. За это время Шварц вроде что-то припомнил, и, когда тот же голос вновь напомнил ему о себе, он, извиняясь за свою забывчивость, произнес:

– Да, конечно, Даня Мальцев. Вместе летали в бухту Медвежку осенью…

Трубка донесла облегченный вздох.

– Я спрашиваю, как там у вас с рыбой? Нерка, говорят, пошла?

– Пошла.

– А! – воскликнул Даня Мальцев удовлетворенно: – Что-то серебрится, нерка нерестится. Работаете, значит?

– Приезжай, – подумав, сказал Шварц, – если надо.

Как и все профессионалы, которым собственно известность и слава не нужны, Шварц журналистов не любил. Но Даня, как-то раз навязавшийся к нему в вертолет на облет побережья, сумел растрогать его. Когда в Медвежке по ним выстрелили из-за камней, Мальцев упал на землю и, нацелив встречь дроби длиннющий объектив, стал, как заведенный, щелкать. Его снимки очень помогли потом Шварцу, ибо запечатлели и перестрелку, и поротую рыбу, и бутылки у костра, и лица тех пьяных придурков, когда их вели к вертолету. Но главное, Мальцев не испугался, когда начали стрелять. Поэтому Шварц повторил приглашение:

– Завтра в рейд едем. Присоединяйся, если хочешь…

Сейчас-то статья в газете не помешала бы.

– Знаешь, Андрей, – замялся Даня. – Сам я не смогу. Но корреспондента пришлю – первый сорт. Прими по-отечески…

Пришла – молоденькая, большеглазая, длинноногая – настоящая соплячка. Даже удивительно стало: зачем прислали? Что такая напишет? От разочарования Шварц не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Вы меня извините, Лена… Минут пять придется подождать… Дело.

– Конечно, конечно…

«Улыбается», – отметил про себя Шварц. И где они только эту гладкую улыбочку берут? Вместе с дипломом получают, что ли? Он видел, как она прошла по коридору к просвету двери и остановилась в нерешительности у порога, заметив распростертое на земле мощное тело Сашки. Тот мгновенно проснулся и тут же, несмотря на красные круги под глазами и ржавую щетину, отряхнув от песка голову, заложил первый круг, яростно пыхтя сигаретой:

– Девушка, а вы про меня напишете?

Она не смутилась и сказала доброжелательно:

– Если вы поедете, напишу.

Сашка предложил ей пива. Она отхлебнула: «Слишком крепкое». Сашка пошутил. Рассмеялась. «Черт побери, она что, задницей вертеть сюда пришла? – со злостью подумал Шварц, но тут же устыдился своих мыслей: Господи, вспомни себя в ее годы, когда ты…»

– Лена! – справился с собой Шварц. – Подходите, как освободитесь!

«…когда ты глушил из кружки спирт, чтобы забыть страх и отчаяние мальчика, впервые уходящего в одиночество моря; вспомни женщину, на которую ты лез и которую пытался целовать своим мокрым ртом, чтобы показать, что тебе все нипочем…»

Девочка подошла и села рядом, глядя вопросительно. Он уловил ее беспомощность. Похоже, она не знала, о чем спрашивать. А он подумал, что не знает, как отвечать.

– Рассказать про нашу работу? – бросил он ей спасательный круг.

Она улыбнулась благодарно и включила на запись диктофон.

– Только давайте так: я расскажу правду, а вы просто послушаете. А потом вы все сами увидите и обо всем хорошо напишете. Идет?

– Идет, – она убрала диктофон и приготовилась слушать.

– Вы из Москвы?

– Да.

– Так вот, процентов 80 красной рыбы, которую вы там едите, покупаете на рынке или в магазине, так или иначе добыто с нарушениями всех норм лова или просто браконьерским путем. У браконьеров есть все: целые флотилии кораблей, лодки с такими моторами, что вам и не снилось, судьи есть, милиция прикормленная – все. Но по старой памяти существует еще инспекция рыбоохраны. Она, конечно, связана со всеми браконьерскими структурами крепкими узами традиций и родства, но все-таки в силу специфики самой службы, что ли, она обязана браконьерству мешать. Или хотя бы делать вид. Когда-то мы пытались мешать им всерьез. Но теперь у нас просто не хватает сил. Он кивнул в проем двери, где валялся на траве и курил сигаретку Саня Романов. Вот: весь наличный состав. Три человека. На сто двадцать километров океанского берега и неисчислимых берегов всех речек и ручьев в этой округе… И все наше счастье цыганское – не упустить удачи, когда случай сводит нос к носу нас троих и этих… С их лодками, автомобилями, ружьями, собаками и мобильниками. Поняла?

Она кивнула. Может быть, поняла.

«Хорошая девочка, – подумал Шварц. – Надо же, на Камчатку приехала! Юлька младше ее года на три, а уже нелюбопытна, самодовольна, беспощадна. Отличница, черт побери! Гордость школы!» – Шварцу случалось думать о дочери с раздражением. Он знал, что дочь стесняется его, приучившись, благодаря матери, считать отца недотепой.

– Лена, – спросил Шварц журналистку. – А что же Мальцев тебя послал? Поопытнее не было?

– А я сама попросилась, – не смутилась она. – Интересно.

– Интересно? – удивился Шварц. – Что интересно?

– Все: земля, рыба, какие-то битвы вокруг… Вы… Мальцев сказал, что вы – Безумный Макс.

– Кто?

– Есть такой персонаж в одном фильме: короче, один полицейский, которому все по барабану, он делает как надо – и все.

– Я не Безумный Макс…

– Откуда вы знаете?

Он посмотрел на нее: на прядку пепельно-серых волос, заправленную за ушко, на доверчиво открытую линию шеи, на маленькие руки, на каждой из которых было по плетеному серебряному колечку, – и понял вдруг, что эта девочка совсем не похожа на тех, что живут вокруг, подумал, что правильность линий ее лица и рук не может быть делом случая: такая красота может родиться только в больших городах, где осколки старинных родов могут отыскать друг друга и соединиться, чтобы произвести на свет новое изящество. И тогда он понял, что и глаза ее, вопросительно глядящие на него, прекрасны, и губы ее прекрасны, что вся она прекрасна, и что если он сейчас же не избавится от этого наваждения, то ее красота сломит его и родит нежность в его сердце…

– Андрей! – вдруг громко крикнул с улицы Сашка, и этот спасительный зов вырвал Шварца из наваждения. – Андрей, тут Николай еще пивка принес, не хошь освежиться?!