Каникулы в Чернолесье - Александр Альбертович Егоров

прекратил выть, едва увернулся и только так сберег свой левый глаз.

Ворон умело развернулся в воздухе, но более не атаковал. Он взмахнул крыльями и неожиданно быстро набрал высоту. Было видно, как при свете луны черная птица удаляется и исчезает где-то за границей леса.

– Уходим, – скомандовал тут Гройль.

И действительно: дело было сделано, и глумиться над побежденными дальше не было смысла. Один за другим его воспитанники-волки ныряли в темный туман и исчезали бесшумно и бесследно. Кто-то – кажется, это был Андрон – задержался на мгновение и выкрикнул, обращаясь почему-то к одному Вику:

– Эй ты, Белоснежка! Не прощаемся!

И скрылся из виду.

Вик проводил его недобрым взглядом, а Сергей даже не заметил. Он приблизился к громадной медвежьей туше. Понюхал оскаленную в предсмертной гримасе морду. Тихонько толкнул носом. Герман лежал неподвижно.

На глазах у молодого волка показались слезы – никто из людей такого не видел и, вероятно, не увидит, но это было именно так.

Сергей отступил на шаг. Задрал нос к небу и прижал уши. Ему хотелось завыть громко-громко и безнадежно, как умеют выть только русские волки долгими сибирскими зимами. Но горло вдруг перехватило от горя, и он не смог издать ни звука. Просто стоял и смотрел на луну, а та висела в небе, скучная, слепая и безучастная, и ее свет почему-то расплывался перед глазами.

Вик подошел и положил голову ему на плечо. Никто из людей никогда так с ним не поступал, да и сам Вик не сделал бы так никогда. Но сейчас он не знал, как утешить друга, и не мог придумать ничего лучше.

– Он умер? – спросил Сергей, глотая слезы.

Вик не ответил. Он понимал, что говорить ничего не нужно. Он тоже был сиротой и друзей в стае у него никогда не водилось, и так уж получалось, что на всем свете у него не было никого, о ком он мог бы вот так же горевать, как этот несчастный русский волчонок. Но Вику тоже было грустно. И даже еще грустнее. Больше всего он сейчас хотел бы, чтобы Сергей не знал, о чем он сейчас думает. И тот, кажется, не знал.

Громкое карканье прервало его мысли.

– Пр-рочь, – крикнул ворон Карл, свалившись как снег на голову откуда-то из-за тумана. – Пар-рни, пр-рочь!

Еще никогда ворон не выражался так безапелляционно. Вик и Сергей попятились. Карл раскинул крылья, как геральдический орел, и оттеснил их подальше от тела Германа, будто им не разрешалось смотреть на то, что должно было произойти.

Но Вик и Сергей все равно смотрели. И увидели кое-что совершенно необычное и небывалое – даже для мира оборотней.

Над неподвижной медвежьей тушей сгустился серебристый туман, похожий на светящееся изнутри облако. Призрачный волк появился оттуда, и Вик с Сергеем удивились: он был им незнаком, и в то же время врагом он, очевидно, не был, как не был и другом. «Кем же он был?» – подумали оба одновременно и переглянулись в недоумении. Но ворон Карл покосился на них и прищелкнул клювом, приказывая молчать.

Тем временем призрачный волк склонился над лежащим Германом, лизнул его израненную шею, тронул носом мохнатое ухо. Потом выпрямился, обратился носом к луне и тихо завыл – так, что Сергей почувствовал, как шерсть на его загривке поднимается дыбом. Вик стоял рядом, и было заметно, что его бьет крупная дрожь.

В песне незнакомца слышалась боль – такая, какой парни еще никогда не чувствовали, – но он не жаловался. Нет, не жаловался. Этот странный зверь как будто не замечал никого вокруг и выл на луну, как делают все волки. Но не все пели так печально, как он.

– Я виноват, – словно бы говорил этот волк. – Я виноват, и я получил по заслугам. Я не могу вернуться и не могу ничего исправить. Но я не прошу ничего для себя. Я прошу только милости для тех, кто не виновен ни в чем.

– Мне кажется, я его знаю, – прошептал Сергей. – Я откуда-то помню… этот голос… очень давно…

Вик больно прихватил его зубами за ухо.

– Молчи, – велел он.

Вот что странно: пока говорил этот волк, черный туман над землей бледнел и таял, а вот луна в небе, наоборот, медленно разгоралась, словно тьма возвращала ей силу – или наоборот, это луна отнимала силу у тьмы?

– Наш мир уродлив и страшен, – говорил он. – Зло в нем сильнее добра. Но неужели в нем совсем не осталось места милосердию? Нам нужен всего лишь луч света во мраке ночи – вот как сейчас. В самые темные времена мы можем видеть этот свет. Свет иного мира. Вот о чем я прошу.

Никто не отвечал ему. Фонари мерцали над усадьбой, и луна засветилась еще чуть ярче, но больше не происходило ровным счетом ничего. Ворон Карл приоткрыл клюв, да так и застыл, как человек, который забыл, что хотел сказать.

Но таинственный волк продолжал свою песню, и в ней по-прежнему слышалась смертная тоска – но он не жаловался.

– Мы не смогли победить. Мы просто умерли зря. Но придут другие, – тут он кинул острый взгляд на Сергея и Вика, и те замерли, прижавшись друг к другу. – Наши дети не такие, как мы. Они лучше. У нас еще остается надежда.

Странное дело: при этих словах луна в небе мигнула сразу несколько раз, как световой телеграф, – или это Сергей с Виком зажмурились от неожиданности? Потом она засветилась снова – и даже больше того. Невидимые космические лучи соединились в одной точке, и в круге света, как на арене цирка, остались два волчонка. Их окружала тьма, и даже ворон куда-то скрылся. Впрочем, ему-то, черному, как уголь, раствориться в темноте было легче всего.

Сергей и Вик посмотрели друг на друга. Сергей попробовал по-человечески прикрыть лапой глаза, но свет недовольно вспыхнул, и он сел на хвост, прижав от страха уши.

Но Вик не испугался. Он оттеснил друга плечом. Поднял голову и тоже посмотрел на луну.

– Я тоже хочу говорить с вами, боги Асгарда, – сказал Вик неожиданно звонким и звучным голосом, пусть этот голос и не был внятен человеческому уху. – Я не прошу вас ни о чем. Мне запрещено это делать. Но у меня есть друг, и ему плохо. Вы всемогущие? Вот и сделайте чудо. Если вам так важно отнять чью-то жизнь, возьмите мою. Я сказал все. Дайте знак, если поняли.

При этих его словах Сергей зажмурился, потому что прожекторы на мачтах вдруг