Эффективный Черчилль - Дмитрий Медведев

Все эти перипетии с телеграммой не смогли отвлечь Черчилля от главной цели — приобретение во что бы то ни стало нового союзника. В пятницу вечером 20 июня 1941 года Черчилль отправился на уик-энд в загородную резиденцию британских премьер-министров Чекерс. Позже он скажет:

«Я знал, что нападение Германии на Россию является вопросом дней, а может быть, и часов. Я намеревался выступить в субботу вечером по радио с заявлением по этому вопросу. Разумеется, мое выступление должно было быть составлено в осторожных выражениях, тем более что в этот момент Советское правительство, в одно и то же время высокомерное и слепое, рассматривало каждое наше предостережение просто как попытку потерпевших поражение увлечь за собой к гибели и других. Поразмыслив в машине, я отложил свое выступление до вечера воскресенья, когда, как я думал, все станет ясным»[230].

К воскресенью действительно все прояснилось. Когда Черчилль проснулся, ему сообщили, что в 4 часа утра войска вермахта пересекли границу СССР. Наступление идет по широкому фронту. У Красной армии ожидаются тяжелые потери в технике и людях.

«У меня не было ни тени сомнения, в чем заключаются наш долг и наша политика, — напишет Черчилль спустя годы. — Не сомневался я и в том, что именно мне следует сказать. Оставалось лишь составить заявление. Я попросил немедленно известить, что в 9 часов вечера я выступлю по радио. Весь день я работал над своим заявлением. Я не имел времени проконсультироваться с военным кабинетом, да в этом и не было необходимости. Я знал, что в этом вопросе мы все мыслим одинаково»[231].

У Черчилля и в самом деле не было времени собирать кабинет. В тот день в Чекерсе гостили Энтони Иден и Макс Бивербрук. Также срочно был вызван Стаффорд Криппс, который в этот момент находился в Англии. Лорд Бивербрук заметил, что «верит в силу и способности русских противостоять врагу». Криппс был менее оптимистичен. Он обратил внимание присутствующих на «целый ряд трудностей, с которыми придется столкнуться России в борьбе с блицкригом».

Черчилль не вступал в дискуссию. По словам Бивербрука: «Он в основном слушал, лишь иногда задавая вопросы. Затем Уинстон вышел в сад и некоторое время пробыл под палящими лучами солнца на жаре. После чего снова собрал нас для принятия окончательного решения. На самом деле это решение сложилось в его голове заранее — России должна быть оказана повсеместная помощь. Это решение было принято без согласования с кабинетом. Это решение было принято без оглядки на возможную критику (даже безмолвную) со стороны некоторых кругов его собственной партии и представителей СМИ»[232].

Черчилль сделал шаг вперед навстречу Советскому Союзу, отлично понимая, что в столь критический час ни реакция прессы, ни хула консерваторов не могли изменить тот простой и страшный факт, что в истории Второй мировой войны начался новый, самый жуткий и самый кровопролитный этап.

Определившись с внешнеполитическим курсом, Черчилль занялся подготовкой текста своего предстоящего выступления по радио. С небольшими перерывами он проработал над речью весь день. Джон Колвилл записал в своем дневнике:

«Речь премьер-министра была готова всего за двадцать минут до начала выступления. Я очень сильно нервничал, но еще больше нервничал Иден, который хотел просмотреть текст и все никак не мог это сделать. Когда же Уинстон показал нам законченный вариант, мы были все потрясены — речь была наполнена драматизмом и четко описывала нашу политику, направленную на поддержку России»[233].

В 9 часов вечера Черчилль выступил по Би-би-си перед британцами, Советским Союзом и всем миром:

«За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями исчезает. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся — да, ибо бывают времена, когда молятся все, — о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры. Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искус ными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран. Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи. Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с еще незажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами. За всем этим шумом и громом я вижу кучку злодеев, которые планируют, организуют и навлекают на человечество эту лавину бедствий. Я должен заявить о решении правительства Его Величества, и я уверен, что с этим решением согласятся в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки. Удвоим свои усилия и будем бороться сообща, сколько хватит сил и жизни»[234].

«Шедевр», — запишет поздно вечером в своем дневнике британский дипломат Гарольд Никольсон[235].

Но не все слушали выступление британского премьера с таким благодушием. Нашлись и те, кого столь резкие перемены во внешнеполитическом курсе и удивляли, и пугали. Но Черчилля было не переубедить:

«Когда вы сражаетесь за самые важные вещи на свете и когда ваш товарищ бьется как медведь, забудьте прошлые обиды. Нужно думать о сегодняшних нуждах и завтрашних возможностях»[236].

ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Когда вы сражаетесь за самые важные вещи на свете и когда ваш товарищ бьется как медведь, забудьте прошлые обиды. Нужно думать о сегодняшних нуждах и завтрашних возможностях».

Британский премьер понимал — без союзников Великобритания не сможет одержать победу над нацистской Германией[237]. Но как соотносится исповедуемый Черчиллем курс на создание партнерских отношений с современной концепцией менеджмента? Еще лет десять назад разработка стратегии была для руководства компаний синонимом обеспечения конкурентоспособности на рынке. На это были направлены множество теоретических моделей, в частности модель конкурентных стратегий Майкла Портера. Однако сегодня все большей популярностью пользуется альтернативный подход стратегического партнерства и взаимодействия.