Ненужное зачеркнуть - Андрей Дышев

– Все! Достаточно! – оборвал я его. – Не то сейчас от твоих флюидов мне дурно станет. Ты пойми, что стреляли в тебя…

– В тебя, – корректно поправил артист.

– Нет, в тебя! В тот раз стреляли в тебя! И потому, что говорил нечто непозволительное, нечто такое, что говорить было нельзя, чью-то тайну, табу, секрет! И только этой своей импровизацией ты накликал на себя беду!

Он задумался, и мне показалось, что я впервые за время нашего общения увидел его настоящее лицо, а не маску актера.

– Представь себе, – произнес он, обескураженный моим признанием, – что я не выдавал никаких секретов и тайн. И по той простой причине, что не знал их, не знаю и знать не желаю.

Я готов был согласиться с этим, и все же инцидент был! Был! Убийца автоматной очередью намеревался заткнуть Алексею рот.

– Покопайся в памяти, – настаивал я. – Дыма без огня не бывает.

– Может, все-таки причина не во мне, а в тебе? – осторожно предположил артист.

– Нет!! – крикнул я и хлопнул ладонью по столу с резной столешницей. – До меня убийца уже тысячу раз добрался бы! Делать ему больше нечего, как убивать меня прилюдно, на сцене! Я ни от кого не прячусь! Реклама моего агентства есть во всех приморских газетах! Мой домашний адрес знает любая собака! Если бы причина была в моей профессиональной деятельности, то я бы уже давно был на том свете! Но все началось с твоего выступления!

– Это утверждение все же вызывает у меня некоторые сомнения…

– Давай без сомнений! – нервничая, сказал я. – Поверь мне, я перерыл все свое прошлое. Я перебрал все свои давние и недавние поступки. Я не нашел ничего…

– Так ведь и я не нахожу в себе ничего!! – воскликнул артист и перекрестился. – Обыкновенное шоу! Даже без сатиры, без пародий на политиков и бизнесменов! Одни общие слова! Никаких жареных фактов, никакого компромата! Я вообще ничего не понимаю в криминальном сыске, у меня даже нет ни одного знакомого милиционера или уголовника!

– Черт! – сквозь зубы выругался я, уставившись в маленькое окошко, обрамленное ажурными наличниками. – Я столько тебя искал! Я надеялся, что узнаю, за что в тебя стреляли…

– В нас стреляли.

Я повернулся к артисту. Он почуял неладное, сел в кресло и сжался, как пружина, готовясь снова терпеть побои.

– Увы, ты прав, – признался я. – В нас стреляли.

Я в очередной раз сыграл в «наперстки» и снова вытянул пустышку. Я пошел к выходу, понятия не имея, что мне теперь делать. Артист поторопился за мной, чтобы сразу же запереть двери.

– Будь добр, – заискивающе произнес он, – выходи из калитки быстро, чтобы не привлечь к себе внимания… И не держи на меня зла. Оно сжигает душу, вытравливает из нее творческий потенциал, а на месте выжженной пустыни не вырастет ничего… Ты сам можешь убедиться, что я сказал тебе только правду.

Я круто обернулся:

– Как? Как я могу убедиться?

Похоже, артист пожалел о своих последних словах. Он заметно стушевался.

– Ты думаешь, что поймал меня за язык, – пробормотал он. – Но в самом деле есть теоретическая возможность проверить, насколько я был чист перед тобой, насколько открыта и светла моя душа…

– Как?! – рявкнул я.

– Мои выступления кое-кто из зрителей снимал на видеокамеру.

Я застонал, а потом горько засмеялся:

– Тебе известны их фамилии и домашние адреса?

– Нет, но при желании, особенно когда дело касается моей чести…

– Что ж, я даю тебе шанс постоять за свою честь, – перебил его я.

– Ты думаешь, что испугал меня? – гордо заявил артист. – Ладно. Я найду эти видеозаписи. Чего бы мне это ни стоило. Я докажу тебе, что ни словом, ни жестом не опорочил твою фамилию. Я сделаю это ради девственной чистоты и безусловной свободы моего творчества, я высвобожу флюиды вдохновения из рабских уз недоверия и злопыхательства!

– Золотые слова, – сказал я, пожимая артисту руку. – Записывай мой телефон!

Нет, не стоило тешить себя иллюзиями! Не сможет артист найти видеозаписи своих выступлений. Где те люди, которые снимали концерт? Разбежались по своим пансионатам и домам отдыха, разъехались по своим городам. Конечно, один вариант есть, но для полного идиота: дать объявление в газете, что, мол, требуется видеозапись выступления Кирилла Вацуры в «Балаклаве», вознаграждение гарантируется. Почему для полного идиота? Потому что курортники редко когда читают местные газеты, это раз. А во-вторых, это объявление сразу выдаст меня убийце, снова сделает меня объектом для прицельной стрельбы. Разве не насторожится убийца, когда узнает, что некто проявляет странный интерес к заурядному выступлению малоизвестного актера?

Нет шансов. Нет.

Опустошенный, обессилевший, я брел по раскаленному, как сковородка, пустырю, спотыкаясь о затвердевшие кочки. Дошел до узкой лесополосы, прозрачной и пожухлой от жары, сел в жиденькую тень на краю пересохшего арыка и впал в ступор. Я помнил, как старые и больные люди рассказывали мне об одиночестве. Я помнил их слова о том, что все кругом чужие, и никому они не нужны, и чувствуют себя невидимыми, бесплотными, как воздух… Наверное, я впервые понял весь глубинный смысл этих слов и ощутил себя одиноким… Я взялся за колючий, сухой, как пустынный песок, ствол акации и зажмурил глаза. Где я? Что со мной? Почему в одночасье рухнула моя некогда размеренная, наполненная смыслом жизнь? Почему я остался без Ирины? Без работы? Без дома? Мне не с кем разделить свою печаль. Я не знаю, что мне делать. Я зашел в тупик…

Я притянул к себе рюкзак, вялым движением открыл его и вытряхнул из него все, что было. Фляжка гулко стукнулась о землю. Я свинтил пробку и сделал глоток. Теплое, почти горячее, отвратительное пойло я проглотил с трудом. Потом взвесил на ладони похудевшую пачку денег. Вынул из чехла и засунул обратно туристский топорик. Поменял аккумулятор в мобильном телефоне… Вот, собственно, и все мое добро. Те немногие вещи, которыми я еще пока распоряжаюсь… От скуки я порылся в накладных карманах рюкзака. Там не было ничего, кроме горсти семечек и помятого пропуска на пляж дома отдыха «Изумруд». Я развернул его, и под сердцем сразу мучительно заныло… Эти пропуска Макс сделал нам с Ириной в один день. Мы принесли ему фотографии, он откатал на принтере бланки, вклеил снимки и поставил у директора печати. Мы выбрали с Ириной самый труднодоступный пляж, вход на который охраняли злые и неподкупные церберы. Хотели спрятаться от знакомых, отдохнуть от суеты… Ничего у нас не получилось. Все полетело в тартарары…

Я смотрел на свою фотографию почти с ненавистью, и мне хотелось крикнуть этой самодовольной улыбающейся физиономии: «Очнись, тряхни головой и прекрати ухмыляться, как полудурок! Ирине угрожает смертельная опасность!» Мой взгляд бежал по строчкам: «Пропуск на пляж дома отдыха «Изумруд». Отдыхающий(ая) – Вацура Кирилл Андреевич…» Ниже – разрешенное время посещения, печать директора, а в самом низу, мелким шрифтом, правила поведения на пляже… Нет, нет! Здесь все нормально, и не из-за этих строк у меня вдруг перехватило дыхание. А вот что притянуло мой взгляд – правое поле пропуска с серой полосой. Полоса неровная, рваная, а посредине страницы она перетекает в пятно, напоминающее голову лошади. Что это? Что это значит?