Моя безупречная жизнь - Ивонн Вун

постоянно одна и отталкиваешь даже тех друзей, которые у тебя еще остались.

– Я никого не отталкивала. Они сами меня бросили.

– Так вот как ты это видишь?

Не знаю, почему мы вдруг снова вернулись к разговору о прошлом, но мне это не понравилось.

Я прижала учебники к груди.

– Знаешь, я за тебя очень рада. Надеюсь, ты хорошо проведешь время.

– Обязательно, – ответил Джеймс.

– Вот и отлично.

– Отлично, – сказал он. – Увидимся в пятницу, на берегу реки.

На следующий вечер Пит подъехал к моему дому на красной спортивной машине.

– Миледи, – проговорил он, дурашливо кланяясь и открывая передо мной дверцу.

Сразу было видно, что он очень старается понравиться мне. Я закатила глаза, сдерживая смех.

– Прекрати.

– А, – воскликнул он, – вы предпочитаете, чтобы к вам обращались «сэр»?

Сев в машину, я оглядела салон, тщательно очищенный от обычного мусора – оберток и пустых банок из-под энергетиков – и пропитанный запахом вишневого ароматизатора.

– На всякий случай повторим правила, – сказала я. – Никаких объятий и прикосновений. У нас обычная встреча.

Пит изобразил обиженное лицо:

– Это ты мне? Да я в жизни бы не стал так обращаться с леди. Или с джентльменом.

– Вот и хорошо.

Он окинул меня взглядом:

– Вы выглядите потрясающе, сэр.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Вы тоже.

Он ухмыльнулся и нажал на газ.

Я не бывала у Сесиль с той самой вечеринки в бассейне, после которой всем стало известно о моем отце. Оказывается, за это время здесь успели сделать ремонт.

– Тут раньше вроде золотая лошадь стояла? – сказала я, заходя в холл, в котором не было ни людей, ни мебели. Подобие Версальского дворца превратилось в образец строгого минимализма с легким оттенком брутальности. Где-то вдалеке слышались голоса и музыка.

– Страшная такая, с королем на спине? – уточнил Пит.

– Нет, та была в бассейне. Эта стояла на задних копытах и скалила зубы.

– А, да. Эта тоже страшная была. Ее выкинули еще в прошлом году. Отец Сесиль в очередной раз женился, и новая жена все тут поменяла. Мне, правда, удалось урвать картину, на которой куча мужиков забивают кабана.

– Это та, что на кухне висела? Зачем она тебе? Она же уродливая.

– Нормальная, – пожал он плечами.

Мы шли по слабо освещенным коридорам, и шум вечеринки становился все громче. Я никогда особо не дружила с Сесиль, но наши родители вращались в одних кругах, поэтому мне пришлось провести много вечеров в этом лабиринте комнат за поеданием канапе и обсуждениями симпатичных официантов.

Когда мы вошли, гости толпились вокруг нее, не сводя глаз с миски, которую она держала в высоко поднятых руках. Все взгляды сразу обратились к нам.

Вскоре после Катастрофы Сесиль стала раз в месяц устраивать вечеринки для избранных, которые она называла «салонами». Происходящее там было окутано ореолом тайны, все знали лишь то, что на этих вечерах можно отбросить все правила приличия, поэтому каждый мечтал их посетить. На салон невозможно было попасть без приглашения, а оно выдавалось только тем, кого Сесиль и ее друзья считали достаточно интересными и стоящими внимания. Так что мне удалось проникнуть туда лишь благодаря Питу.

Просить его было немного неловко. Я говорила себе, что это отличная возможность увидеть Логана и Люс в их естественном окружении, но была и другая причина. Хоть я упорно убеждала себя, что мне нет никакого дела до этих вечеринок, на самом деле я всегда мечтала на них побывать.

– Хана? – удивленно воскликнула Сесиль. И в этот миг я поняла, что она не знала о моем возможном приходе.

Сесиль бросила вопросительный взгляд на Пита, но тот уже здоровался с Китом, не замечая возникшего в комнате напряжения или делая вид, что не замечает.

Я ожидала подобной реакции на мое появление, но мне все равно стало не по себе. У противоположной стены сидела Люс вместе с Логаном и компанией. Она смотрела на меня с любопытством и, кажется, была довольна, что я пришла.

– Привет… – начала я, но тут заметила в одном из кресел Саманту Энсли.

Кажется, у нее сегодня свидание с Джеймсом? Или он его отменил?

В этот момент Джеймс собственной персоной вышел из соседней комнаты и с легким отвращением принялся разглядывать картину на стене. Я не успела скрыть изумление, а он поймал мой взгляд и понимающе ухмыльнулся, довольный, что застал меня врасплох. Затем сел возле Саманты, и она что-то зашептала ему на ухо.

Я откашлялась.

– Пойду возьму себе выпить, – сказала я Питу. – Тебе что-нибудь принести?

– Лимонад, – ответил он. – Я не пью.

Это было неожиданно, особенно учитывая специфику его бизнеса.

– Понимаю. Все поражаются, когда узнаю́т. Но я не люблю вкус алкоголя, а если бы даже и любил, пить вредно для мозга. – Пит постучал пальцем по виску.

– Ясно, – сказала я и направилась к сервировочному столику, заставленному стаканами необычных форм и бутылками с разными составляющими для коктейлей.

Позади столика находился открытый бар. Я принялась изучать ассортимент, и тут подошел Джеймс и потянулся к стоявшей рядом миске с орехами в карамели.

– Только Сесиль могла подать на вечеринке для старшеклассников орехи в карамели, – заметил он и слегка коснулся моей ладони. – Почему эта тусовка напоминает мне аукцион по продаже живописи?

– Что ты здесь делаешь? – тихо спросила я.

– Работаю. И потом, я же обещал тебя подвезти. Считай, приехал чуть раньше.

Не хотелось этого признавать, но, осознав, что его свидание – липовое, я выдохнула с облегчением.

– Как я могла поверить, что ты действительно с ней встречаешься!

– Она иногда бывает очень забавной, – заметил Джеймс.

– Здорово, – сказала я, выжимая лимон в стакан минералки. – Рада за тебя.

– А как твое свидание? – поинтересовался Джеймс.

– Прекрасно, – ответила я, – все хорошо.

– Неоновые цвета, – сказал он, глядя на стакан с лимонадом. – Оранжевая машина?

– Сегодня красная.

– Спектр его интересов безграничен.

И мы разошлись – каждый к своей паре. Тут Сесиль встала.

– Пришло время ежемесячных откровений, – объявила она и передала гостям блюдо с карандашами и маленькими бумажными прямоугольничками, которые показались мне дико знакомыми. – Напишите на листочке свой самый ужасный поступок в этом месяце и бросьте его вон в ту миску.

Этого не могло быть! Наша игра!

Я постучала карандашом по обтянутой джинсой коленке. Джеймс, сидя возле Саманты, размышлял, что написать. Ему вообще было чем поделиться? Разве этот человек мог сделать что-то неправильное? Люс на диванчике уже закончила писать и нашептывала что-то Логану. Он казался расстроенным? Взволнованным? Я сильно сомневалась, что он признался в своем самом плохом поступке этого месяца. Да и Люс вряд ли написала правду. И хотя я до сих пор не понимала, в чем она так сильно провинилась, что Три устроил за ней слежку, наверняка на то была серьезная причина.

К тому времени, когда я наконец бросила свою бумажку, миска заполнилась доверху.

– Готова к очередной приторной лжи? – шепнул мне Пит.

– Что ты имеешь в виду?

– Это когда ты прикрываешь большую ужасную правду маленькой сладкой ложью. Например, на интервью тебя просят рассказать о своих слабых сторонах. И ты, конечно же, не можешь признаться в своих реальных недостатках, потому что тогда тебя не возьмут на работу, поэтому несешь всякую чушь типа: «Я слишком старательная» или «Я неисправимая перфекционистка».

Сесиль взяла миску и руками перемешала записки.

– Напитки готовы, – сообщила она. – Правила все знают.

– Игра на выпивание, – снова зашептал Пит, пока Сесиль выбирала листок. – Она зачитывает признание вслух, и ты, если когда-нибудь делал что-то подобное, пьешь.

А правила-то, оказывается, поменялись с тех пор, как я играла в последний раз. Хорошо, что я написала какую-то ерунду.

Все замерли в ожидании, и Сесиль прочитала первую записку:

– «Мне удалось стащить у родителей несколько бутылок дорогого вина, а когда они обнаружили пропажу и начали меня расспрашивать, пришлось свалить все на уборщицу…» Ой, я не раз таскала у родителей алкоголь. Но никогда не обвиняла в этом прислугу… Это уж как-то слишком.

Сесиль оглядела комнату, пытаясь угадать автора, и на лице Джеймса промелькнуло отвращение.

– Если бы мы играли на деньги, я поставил бы на Рут, – зашептал Пит.

– Не думаю, – ответила я. – Во-первых, ее родители даже не заметили бы пропажи, а если бы вдруг и обнаружили,