Плывущая женщина, тонущий мужчина - Масахико Симада

– Брюс-сан, разве вы не тот, кем мечтают стать все эти мелкие буржуа?

– Я предпочитаю сновать между верхами и низами. Убедившись, что и здесь, увы, скучное классовое общество, я теперь размышляю над тем, как мне действовать дальше. В данный момент я вынашиваю идею революции. Самэ, ты любишь революцию?

Таким тоном, точно спрашивает, любит ли он жареного цыпленка.

– В данный момент у меня нет особых причин для недовольства, хотя, конечно, моя личная жизнь могла бы сложиться и получше. Но как-то не прельщает революция, которая все переворотит вверх дном. Уверен, любой предпочтет, чтоб все оставалось по-прежнему.

Брюс Ли высокомерно хмыкнул.

– Вранье, что голытьба бросается в революцию, потому что ей якобы нечего терять. Самые упрямые консерваторы – это именно бедняки, особенно японские, которых, впрочем, вернее будет назвать прибедняющимися. Мудрый властитель рассуждает – раздадим богатства обездоленным, чтобы еще прочнее укоренить их в системе. Тогда бедняки, подобно тебе, станут подсчитывать баланс, что они потеряют и что приобретут, и сообразят, в чем их выгода. Но в современном мире пропасть между бедными и богатыми постоянно расширяется. Остается только роптать. Революция дробится, специализируется. Женщины, геи, малочисленные народы, иммигранты, матросы – у каждого своя революция. А капитализм, пожирая эти псевдореволюции, становится все тучнее. Революция – это своего рода игра. Бедняки и жертвы угнетения вступают в игру, обольщенные принципами свободы и равенства. В результате их ловко обводят вокруг пальца. Вот почему все эти бессчетные революции в Америке, Азии и Африке терпят поражение.

– Какая же революция будет иметь успех?

– Революция, которая не знает ни побед, ни поражений, у которой даже нет никакой цели. Такой была Великая культурная революция, перетряхнувшая Китай, когда Мао Цзэдун подстрекал желторотых юнцов, не знавших, куда девать свои силы. В то время я учился в младшей школе, но то, что происходило по ту сторону Тихого океана, сильно меня будоражило. В Великой культурной революции бурлила сила хаоса, чуждая расчетам о потерях и убытках. Меня завораживала мощь хаоса. В революции, по сути, нет цели. Если повернуть течение Хуанхэ и Янцзы, китайские крестьяне перейдут на другие земли и там начнут снова пахать – именно такое, согласное с природой действие и является революционным. В революции не стоит вопрос – победить или проиграть. Всего-навсего – опрокинуть устоявшееся общество, призвав на помощь естественную ярость. Все разрушить, как землетрясение или тайфун, чтобы в результате остались лишь руины и небесная лазурь, вот о какой революции я мечтаю.

– Но очаги землетрясения разбросаны по всей Японии. А тайфуны обычно приходят со стороны Восточно-Китайского моря.

– Судьба Японии накрепко связана с землетрясениями и тайфунами. Стихийные бедствия выполняют здесь роль революции. Но как же скучна страна, в которой не бывает ни революций, ни классовой борьбы!

– Все мы привычные к скуке. Наш кошмар – это неудачно затеять революцию и угодить в тюрьму. Ведь тот, кто жаждет быстрого обогащения, чаще всего сваливается на самое дно нищеты. Кому захочется революции, зная, что в любую минуту можешь все потерять из-за стихийного бедствия?

– Но «благословенный покой» мелкой буржуазии не может долго продолжаться. Кишка тонка. Забудь о землетрясениях, у вас под самым боком сорванцы, которые сулят Японии неслыханные классовые битвы. Сам говоришь, тайфуны обычно налетают с Восточно-Китайского моря. В эту самую минуту в этом самом море дрейфует бессчетное число лодок с беженцами. Некоторым из них удастся благополучно высадиться в Японии, и они начнут подготовку к революции. Наверняка и «Мироку-мару» за время плавания не раз столкнется с судами без опознавательных знаков. Чуть только заштормит, эти старые калоши, набитые людьми раза в три больше, чем могут вместить, переворачиваются или идут ко дну. Не счесть, сколько беженцев уже пошло на съеденье рыбам. Но еще немало резервных армий, тех, кто готов, несмотря на все опасности, пересечь море. Победив в игре, где ставкой их собственная жизнь, перебравшись на новое поприще, беженцы основательно встряхнут вашу скучную страну.

– Вы хотите сказать, что революцию устроят беженцы?

– Да, благодаря классу под названием «беженцы» мир объединяется. Я сам, будучи потомком беженца, вступил в Америке в классовую борьбу и добился быстрого обогащения. Я счастливчик, которому все завидуют. Дед вместе с другими беженцами переправился на лодке в Америку. Он вкусил всех бед и лишений, выпадающих на долю китайца – беженца в первом поколении. Мой отец был необразован, но расширил основанную дедом химчистку и обеспечил семью средним достатком. Я, иммигрант в третьем поколении, благодаря матери, позаботившейся о моем образовании, дошел до аспирантуры. Получил степень магистра экономики. Обычная история! Китайские матери готовы пожертвовать всем, лишь бы вывести сына в люди. Но я всегда ощущал нечто, чего никак не мог понять. Чем больших успехов я добивался в бизнесе, чем богаче становился, тем сильнее чувствовал тщету всего. Почему бы это? По выражению на его лице Самэсу решил, что надо постараться ответить серьезно, поэтому, дважды набрав воздух, выдал такой ответ:

– Не потому ли, что вы поднялись всего лишь на несколько ступенек вверх по классовой лестнице?

– Правильно. Глупо рабу пытаться стать господином. Хоть я и стал богачом, по сути я раб. Мне захотелось освободиться от сидящей во мне рабской сущности. Мой отец, мой дед и его отец – все были рабами, но у них было свободы больше, чем у меня. Я более, чем кто-либо из моих предков, приблизился к правящим классам, но, по иронии судьбы, оказался в положении, когда должен взвалить на себя обязанность по поддержанию общественных устоев. Это и есть закономерный итог «американской мечты».

– Ну, что на это сказать, – Самэсу приосанился. – Мне кажется, вы просто-напросто уже переросли революцию.

– Ты ничего не понял, – вздохнул Брюс Ли и пробормотал: – Вот почему с японцами так трудно столковаться.

Самэсу хотел всего лишь выразить свое простодушное удивление. Для него по-прежнему оставалось загадкой, почему толстосума, ворочающего такими деньжищами, способного купить пассажирский лайнер, завораживает сила революционного хаоса.

– Сколько лет ты на корабле?

– В этом году исполнится десять лет.

– Что ж, это поворотный момент. Если желаешь остаться моряком в эпоху заката морских перевозок, надо вести себя более активно. Как говорится, хочешь жить, умей вертеться. Мозги приложатся. Ведь революция – это нечто вроде физкультуры.

Самэсу был единственным, с кем Брюс Ли разговаривал на подобные темы. Можно подумать, как только корабль выйдет из Нахи и направится в Шанхай, над головами моряков прольется огненный дождь. Брюс Ли явно оказывал Самэсу покровительство. Пока он во мне не разочаровался, думал Самэсу, надо дать ему понять, что я «человек стоящий». Видимо, он ждал от третьего помощника капитана сметливости и проворства, проча его на место своего поверенного на корабле.