Лес Рук и Зубов - Керри Райан

Но думаю при этом вовсе не о Боге, а о Габриэль.

Как связаны между собой надпись, оставленная пришелицей на оконном стекле, буквы на крышке сундука и вот эти, на воротах? Непонятно. Но связь должна быть. Я оглядываюсь на Габриэль: с невиданной для живых мертвецов яростью она вновь и вновь врезается в забор. Как бы мне хотелось спросить, что значат эти буквы, утешить ее, попытаться утихомирить…

Вместо этого я хватаюсь за раскаленный на солнце рычаг и уже хочу поднять ворота, как вдруг Кэсс испуганно охает и кидается ко мне:

— Ты что делаешь?! — Ей приходится кричать, чтобы я услышала ее сквозь лязг забора. — Мы ведь не знаем, что за этими воротами! Вдруг там Нечестивые? Мэри, ты нас убьешь!

— Выбора у нас нет, — говорю я и нажимаю на рычаг.

Ворота с легким скрипом открываются, и все медленно проходят на другую сторону.

Джед идет в обнимку с Бет. Ее глаза и щеки уже впали, походка стала неверной, а каштановые волосы повисли сосульками. Я пытаюсь схватить брата и сказать, что сегодня он обязательно должен с ней разобраться, ведь Бет слишком опасна. Но он не дает мне и рта раскрыть, только качает головой и заявляет, что все под контролем.

Неужели Гарри и Трэвис не замечают перемен в своей сестре? Знают ли они, что в конце этого дня ее ждет неизбежное?

Нет, Джед до сих пор не сказал им, что Бет заражена, хотя каждый шаг приближает ее к смерти.

Когда все проходят, я мягко затворяю и запираю на щеколду ворота. С этой стороны тоже есть маленькая железная бирка с надписью «XVIII» — теми же самыми буквами, что были вырезаны на крышке сундука. Я пытаюсь составить общую картину, понять систему, но ни к каким выводам так и не прихожу. Покачав головой, я снова провожу рукой по металлу, острый край тут же вскрывает подушечку большого пальца.

Высасывая кровь, я догоняю остальных. Очень скоро мы выходим к развилке. Аргус пробегает немного вперед по каждой ветке, яростно принюхиваясь, а потом возвращается и садится у моих ног, свесив язык.

— Можем разделиться или выбрать какую-нибудь одну дорогу, — говорит Гарри, подбоченившись и глядя направо.

Свободного места здесь больше, чем на тропе, и Бет ложится на землю, кладя голову на колени Джеду и кутаясь в шаль. Кэсс садится рядом с Джейкобом, берет его за руку и помогает ему чертить на земле какие-то знаки.

— А что тут думать, — говорит она. — Пойдем по тропе, которая уведет нас подальше от нее.

Она показывает на Габриэль: та бросается на забор с прежней неиссякаемой яростью. Из-за нее мы все это время шли гуськом: боялись, что если пойдем парами, она до кого-нибудь доберется.

— Кэсс права, — говорит Трэвис. — На левой тропе ей нас не достать.

Все кивают, Джед помогает Бет подняться, и мы идем дальше, оставляя Габриэль неистово биться в забор за нашими спинами. Без ее постоянного присутствия тропа кажется какой-то опустелой, и я с удивлением сознаю, что скучаю по пришелице.

За день нам встречается еще две развилки, и всякий раз мы выбираем направление наугад. А ближе к вечеру, когда свет меняется и впереди уже ничего не разглядеть, Гарри, который шагает первым, вдруг встает как вкопанный.

— Тупик, — говорит он.

— Что?! — истерично вскрикивает Кэсс и обходит Гарри, чтобы убедиться самой.

В самом деле, путь нам наглухо перекрывает секция забора, по которой Кэсс начинает яростно молотить кулаками, напоминая Нечестивых: им тоже вечно неймется попасть на другую сторону.

Трэвис подходит к ней сзади, обнимает, просит успокоиться и медленно раскачивает из стороны в сторону. Гарри тоже кладет руку ей на плечо, пытаясь утешить. Даже Аргус и тот начинает тереться ей об ноги и лизать ладонь. Кэсс стискивает пальцами плечо Трэвиса у самого воротника рубашки, и я чувствую в глубине души укол ревности.

— Бесполезно, — бормочет она. — Все без толку. У меня никого не осталось. Ни отца, ни мамы… ни сестры. — Кэсс рывками втягивает воздух. В глазах Трэвиса и Гарри поблескивают слезы. — Все умерли. Никого больше нет. И мы… — Она вздрагивает всем телом. — На этой тропе мы тоже… О господи… — Ее причитания переходят в глухой вой.

Трэвис прижимает ее к себе и гладит по волосам, пытаясь утешить.

Я чувствую жжение в горле, в груди поднимается ярость, но каким-то чудом мне удается совладать с собой, и никто ничего не замечает. Я хочу вырвать Кэсс из объятий Трэвиса, но вместо этого обхожу свернувшуюся на земле Бет и иду обратно по тропе, делая глубокие вдохи. Бесполезно — сердце по-прежнему колотится, а с ним и все тело. Да, мне знакома и понятна их боль. Да, я тоже давно живу с этим горем и должна бы сочувствовать… Но в моем животе клокочет ярость, и я ничего не могу с ней поделать.

— Давайте заночуем здесь, — предлагает Джед. Бет ослабла, далеко не уйдет. — Но вместо того чтобы объяснить остальным, почему его жена ослабла, он только выдавливает: — Ее ужасно подкосила смерть родителей…

Я всплескиваю руками и в ярости топаю дальше, но Джед быстро меня нагоняет — здесь нас еще слышно.

— Это бесполезно, Мэри! — говорит он.

Понятия не имею, что он хочет сказать. Знаю только, что происходящее страшно меня бесит: все тело как будто пронзают острые иглы.

Хриплый смех срывается с моих губ.

— Решил поговорить о том, что полезно и бесполезно? — спрашиваю я. Мне надо на кого-то сорваться, а Джед просто попался под горячую руку. — Как насчет вашей с Бет маленькой тайны? — громко кричу я, чтобы все услышали.

Трэвис с Гарри поднимают головы и удивленно смотрят на нас.

Меня охватывает непреодолимое желание причинить боль Трэвису, ранить его в самое сердце: за то, что рука Кэсс, словно обручальные узы, так собственнически стискивает его запястье; за то, что он пробудил во мне эту безумную страсть, а потом вынудил провести ночь с Гарри; за то, что теперь все вылилось в эту отвратительную сцену.

— Скажи им, Джед! — кричу я, чувствуя вопросительный взгляд Трэвиса. — Ты же обещал. Скажи, что Бет уже умерла. Что ты не можешь ее убить и подвергаешь всех нас опасности.

Я не сдвигаюсь с места, хотя вижу, как Джед замахивается. Щека уже горит от его пощечины, но я стою неподвижно, даже пальцем не шевелю.

Трэвис по-прежнему недоумевает и растерянно переводит взгляд с меня на Джеда. Бет просыпается, услышав свое имя, видит наши пристальные взгляды и испуганно садится. Шаль соскальзывает с ее плеч и обнажает гниющую рану.

Гарри взвизгивает, точно подстреленный зверь, падает на колени и ползет к сестре. Трэвис молча стоит и смотрит мне в глаза. Мое тело охвачено жаром: я уже сгораю от стыда и презираю себя всей душой. В отчаянии я разворачиваюсь и бегу прочь.

Одно утешение: Трэвису теперь тоже больно.

* * *

Я брожу по тропинкам, сворачивая то на одну, то на другую, оставляя в качестве ориентиров горки камней или веточки. Вот бы найти что-нибудь полезное и принести остальным: тогда бы они простили меня и убедились, что мы идем в правильном направлении, а не бесцельно бродим по Лесу в ожидании смерти от жажды или голода.