Кречет. Книга 1-4 - Жюльетта Бенцони

Индийской компании поднялся на флагштоке заново отремонтированной резиденции.

Жиль остановился поглядеть, как разгружается большой галеон, привезший из Сан-Доминго сахарный тростник, кофе и индиго, потом наш герой с набережной свернул в узкую улочку, шедшую к задней калитке склада Весне. Большие ворота, выходившие в порт, были уже давно тщательно заперты.

Улочку, куда свернул Турнемин, правильнее было бы назвать тупиком — она упиралась в высокую и гладкую стену пакгауза. Было очень темно, лишь из-под двери кабака, выходившего б тот же тупик, падал луч желтоватого света. В его тусклом мерцании Жиль заметил двух притаившихся человек. Он прошел мимо, но инстинктивное чувство опасности заставило его обернуться. В руках бандитов он увидел дубинки.

Привычным жестом Жиль потянулся за шпагой, но ее не оказалось на месте. Жиль вспомнил, что оставил ее в номере гостиницы и что для обороны у него есть только две бутылки с вином.

Один из бандитов, тот, что был повыше, шел на Жиля, размахивая дубинкой и стараясь отвлечь внимание от своего напарника, готовившегося напасть сзади. Жиль мгновенно подготовился. Одна бутылка как пушечное ядро полетела в рослого, бандит пошатнулся и упал. Это дало возможность Жилю сосредоточиться на втором противнике: он уклонился от удара, схватил негодяя за лодыжки и геркулесовским ударом послал его головой в живот поверженному напарнику.

К несчастью, начав так удачно бой. Жиль случайно порезался осколком разбитой бутылки. Бандиты, увидев, что он ранен, с утроенной яростью бросились на него.

— Ко мне! — закричал Жиль без особой надежды быть услышанным. — На помощь!

И в тот момент, когда бандиты уже готовы были размозжить своими дубинками голову Турнемина, откуда ни возьмись появились трое мужчин и в мгновение ока скрутили нападающих.

Дверь кабачка приоткрылась, спасители Жиля как раз собирались в него войти, и тусклый свет озарил довольно странную картину. Жиль, старавшийся остановить кровь своим галстуком, увидел, что один бандит лежит без сознания на земле, а другой бьется в руках двух крепких парней, одетых в ливреи. Третий спаситель, закутанный по самые глаза в широкое черное пальто, воротник которого почти соприкасался с полями шляпы, внимательно слушал то, что шептал ему на ухо один из слуг.

— Таким образом, — произнес он с иностранным акцентом, заставившим насторожиться Турнемина, — вы и есть тот Морван, что работал в парижской полиции примерно полтора года назад, и которого выгнали оттуда за воровство, что было с их стороны не слишком деликатно, не так ли?

— Ну и что? — пробормотал бандит. — Вам какое дело?

— Важное дело, мой мальчик, у меня свои счеты с вами. Меня вы тоже обокрали, и, если хотите знать, я вас искал.

Жиль подался вперед, чтобы разглядеть лицо своего недавнего противника, и не смог удержаться от восклицания:

— Морван! Морван де Сен-Мелэн! Наконец-то я тебя нашел!

Он бросился вперед, оттолкнул человека в черном пальто и схватил бандита за ворот. Он узнал в человеке, только что покушавшемся на его жизнь, младшего брата Жюдит и одного из убийц Керноа.

— Только этого незаконнорожденного мне здесь недоставало! — проворчал пленник.

Послышался тихий смешок.

— Мой Бог, господин де Турнемин, какая счастливая встреча! Вы один из тех немногих в этой стране, с кем мне приятно встретиться вновь. Надеюсь, что вы так же не забываете старых друзей, как и старых врагов?

Удивленный Жиль обернулся и увидел, что поля шляпы прятали волшебные глаза Калиостро.

— Вы? — прошептал Жиль. — Здесь? А я полагал, что…

— Что я выслан из королевства? Действительно, я изгнанник. Я теперь живу в Лондоне, или пытаюсь в нем жить, ибо во время ареста я был гнусно обворован. Полицейские наложили свои лапы на все самое ценное в моем доме, но что важней всего, у меня похитили бумаги! Вот почему я решился пересечь Ла-Манш. Сторонники моей египетской ложи сообщили, что мой вор уволен из полиции и служит теперь в Индийской компании чиновником. Мне назвали кабак в Лорьяне, где он чаще всего бывает, и, хвала Господу, я прибыл вовремя, чтобы вырвать вас из его когтей, как некогда вы сами вырвали меня из когтей еще более опасных.

— Не будем упоминать об этом. Сегодня вы спасли мне жизнь, я никогда не забуду вашей услуги. Спасибо, господин граф… Но скажите, что вы намерены делать с Морваном?

— Если пойдете со мной, сами увидите. Я нанял неподалеку, конечно на вымышленное имя, довольно благоустроенный дом, чтобы выслушать исповедь этого негодяя. Кстати, вы ранены, и благоразумие требует, чтобы вы пошли со мной, я вас перевяжу. Эй, отведите бандита ко мне в дом! А мы пойдем следом.

Галстук Жиля, промок от крови, его давно было пора заменить на другую повязку. Кроме того, встреча с Весне могла подождать до завтра, взвесив все за и против. Жиль без возражений последовал за чародеем с улицы Сен-Клод.

Дом Калиостро примыкал к крепостной стене города, в нем не было ничего особенного, если не считать очень удобного черного хода, соединяющего его с соседним домом.

Главные действующие лица предыдущей сцены оказались в большой, вымощенной камнем кухне этого дома. В камине горел жаркий огонь.

По знаку Калиостро слуги связали Морвана, как курицу, и усадили на лавку возле камина. Морван с ужасом глядел на языки пламени.

— Что вы хотите со мной делать? — прохрипел он.

— Сначала я окажу помощь раненому господину де Турнемину, — любезно ответил Калиостро, — потом я ему предложу средство для компенсации потери крови… а затем займусь вами, мой мальчик. Но не волнуйтесь, у меня к вам всего несколько вопросов. Если вы на них ответите, все в порядке, если нет… я могу разгневаться и стать очень невежливым. Огонь, знаете ли, развязывает любые языки, он делает болтливыми самых молчаливых и скрытных людей.

Говоря это, граф размотал галстук Жиля, осмотрел рану — она оказалась глубокой, доходила почти до кости — и достал из шкатулки корпию и таинственный флакон.

— Вы хотите сказать, — переспросил потрясенный шевалье, — что вы подвергнете его допросу с пристрастием? Как в средние века?

— Почему как в средние века? Пытки существуют и в наше время. Лишь несколько лет назад Людовик Шестнадцатый запретил пытать узников, но, поверьте мне, во всей остальной Европе пытки не отменены.

— Вы меня разочаровываете, граф! Я думал, что вы легко читаете в умах и сердцах людей, и, что ваше влияние на их волю безгранично.

— Это ошибка. Мое влияние на волю людей ограничивается их злобой и глупостью, а мысли я могу читать только с помощью медиума…

— Постойте, а как же ваш удивительный гипнотический сон? Ой, сударь, —