Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа - Катя Абель

Мы что уже простые человеческие чувства – такие как симпатия, дружба, сопереживание, восхищение, внутреннюю необходимость в человеке – не учитываем?

Да, я люблю знаменитость. Но я не собираюсь с ним спать. И этот факт не мешает мне любить его. Все очень просто. Что тут не ясного?

Я болею, я переживаю за него.

Думаю, о нем всё время. Я очень хочу, чтобы всё у него было хорошо.

Разве это не любовь?

Я люблю знаменитость.

«Доброго утра тебе» – пишу ему на следующий день.

«И тебе, котя!» – ответ приходит через двадцать минут.

Я вздыхаю с облегчением, может, все еще наладится? Поболит-поболит и пройдет?

«Я соскучилась».

«Когда ж?»

«Я дважды уже хотела к тебе приехать, и ты дважды этого не хотел. Так что это ты мне скажи: когда же»

«Жду тебя всегда!»

«Ты больше не болеешь?»

«Болею сильно»

«Как же тебя лечить? Я расстраиваюсь очень. Поэтому ты и на мои сообщения по вечерам не отвечаешь, поэтому я к тебе и доехать не могу…»

Ответа не пришло.

Избавиться от мысли о нём я уже не могла. Мне надо знать, что с ним всё хорошо. Ну, если не хорошо, то хотя бы в порядке. Ну, если не в порядке, то хотя бы… хотя бы удовлетворительно.

«Давай поужинаем сегодня вместе?» – пишу ему через три часа.

«Давай!!!» – ответил тут же. Значит, на данном этапе все в порядке.

«Скажи мне: во сколько и куда приехать».

«Да ко мне ж!.»

К тебе – значит, к тебе. Тут не до торгов уже. Приеду к нему, посмотрю, что с ним всё в порядке. Побуду рядом, может, помощь какая нужна, поговорим немного, и поеду домой.

«А во сколько?»

Ответа не было.

Еще одна слабая попытка была предпринята вечером.

«Ну как твои дела?»

Ответа не было.

Через час позвонила, не взял трубку.

Вместо него позвонил Миша и предложил встретиться. Я не могла больше сидеть дома, одна в квартире, наедине со своими тревогами. Я сказала: хорошо, приезжай, забери меня.

Он приехал поздно вечером, после съёмок. И мы поехали в ресторан, где должен был быть концерт какой-то популярной звезды, но на звезду мы не остались, потому что встретили Мишиного друга, и в сумбурном веселье поехали на вокзал провожать его в Москву.

Потом мы опять пошли в ресторан.

А потом поехали ко мне.

В эту ночь он впервые остался у меня ночевать.

И я перешла тот рубеж, когда вот он, совсем еще чужой, а через полчаса – уже почти родной, под утро, когда была сильно пьяная.

Не так трудно всё и оказалось.

Не спали до пяти утра. В семь Миша ушел, под окнами его ждала машина, чтобы отвезти на съёмку.

Я досыпала одна, раскинувшись по ширине кровати, улыбаясь во сне минувшей ночи.

Проснулась от входящего сообщения:

«Я болен».

Сразу же слетела сонная умиротворенность, и заныло в груди.

«Милый, я знаю. Чем я могу помочь тебе?»

Ответа не было.

«Я болен» – это констатация факта. «Я болен» – это объяснение происходящего.

«Я болен» – это просьба о помощи.

Я должна как-то помочь… Как я могу помочь?

Ему надо продержаться один день. Сегодня ночью, после репетиции (Господи, какие репетиции? отменять всё надо, отменять…) он уедет домой. У Ивана неделя съёмок в Москве, об этом было известно еще месяц назад. У всех – неделя выходных. У любимого – неделя на реабилитацию. Он приедет домой, его жена знает, что делать. Она позаботится о нём, она его вылечит, главное, доставить его домой, чтобы он сел в поезд, чтобы не потерялся в Питере, чтобы с ним ничего не случилось по дороге…

Пишу ему:

«Когда ты в Москву уезжаешь?»

Он отвечает:

«Откуда знаешь?.. Уезжаю 7го!»

Путает все, седьмого начинаются репетиции, седьмого он должен быть здесь.

«7-ого из Москвы, обратно, наверное. А домой когда? Сегодня? Завтра?»

Нет ответа.

Я выбралась из постели, пошла в ванную, встала под душ.

Надо ехать в театр. Я не знаю, зачем, я не знаю, что я могу, но мне надо быть с ним.

Я просто буду сидеть рядом, ничего не говорить. Буду гладить его по руке, буду воду ему подавать, буду кормить его с ложечки, если потребуется. Не дам ему больше пить, буду сидеть возле, пока он спит, просто буду с ним в беде, которая случилась. Когда человеку плохо, надо чтобы рядом был друг. Так должно быть.

Меня слегка потряхивает после бессонной ночи, но душ мало-мальски приводит в норму: можно ехать.

Это будет странным для всех окружающих: то, что я так часто наведываюсь в театр. Мне плевать на окружающих, я еду к любимому. Но лучше бы, конечно, чтобы меня не видел Иван Кузнецов. Вообразит себе, что я из-за него каждый день сюда таскаюсь, а я этого никак не хочу. Много чести.

Никуда не захожу, никого не вижу, иду сразу к любимому в гримёрку, на удачу.

Стучу. Он открывает. Слава Богу. Пропускает. Захожу.

Смотрит на меня испуганно, как на приведение.

– Можно? Как ты поживаешь?

Молчит. Глаза бегают, как у загнанного в ловушку.

Тянусь, чтобы его поцеловать. Уворачивается.

– Уйди, сделай милость. Уйди. Я прошу тебя, уйди.

Я не верю своим ушам:

– Почему? Хороший мой, не гони меня, пожалуйста…

– Уйди, уйди! Не хочу, чтобы ты видела меня таким! Тебе нельзя меня видеть! Слышишь, уйди, говорю тебе!

Понимаю, что все это всерьёз, выставляет меня, подталкивая к выходу. Пугаюсь, что действительно придётся уйти, что не даст мне возможности побыть с ним:

– Пожалуйста, не гони меня, я специально приехала к тебе, я соскучилась так, пожалуйста, не гони, ты поспи, если хочешь, я рядом посижу, мешать тебе не буду, только не гони меня…

– Уйди говорю… мать твою… Да что же мне сделать, чтобы ты ушла? – переходит вдруг на крик. – Уйди! Уйди, пожалуйста, блять! Да куда же мне спрятаться? Я прошу тебя! Уйди! Я тебе руки буду целовать…

Хватает меня за руки.

– Я ноги твои целовать буду!.. только уйди сейчас, тебе нельзя меня таким видеть, только не тебе… ты не можешь… только не ты…