Гурман - Александр Варго

— Не знаю, — признался он. — Дантист против, чтобы мы его прессовали.

— Мне не понравилась его рожа. В самый последний момент, когда он ствол достал, — выдержав паузу, проговорил Слон. — Такой будет мстить. Я у него это в глазах прочитал.

— Я что-то совсем не узнаю нашего храбреца. — Гунн выдавил из себя усмешку. — Ты что, испугался?

За дверью послышался шорох, и они одновременно повернули головы.

— Слон, где у тебя ружье? — спросил Гунн. — Похоже, твой дом окружают монстры.

Толстяк молча зашаркал в спальню, вернулся с охотничьим карабином и щелкнул затвором.

— Запри дверь, — сказал Георгий. — На все замки.

Слон пьяно захихикал.

— У меня замков-то — щеколда одна. Еще ведро и швабра.

— Ты лучше диван свой перед дверью поставь и дрыхни там. Тебя даже отряд спецназа с места не сдвинет.

— Гунн, моя дверь открывается с другой стороны. — Слон покачал головой.

— Извини.

«Домой! — неожиданно заколотилась в мозгу Гунна лихорадочная мысль. — Вызывай такси и вали отсюда».

Он поднялся с дивана и пробормотал:

— Нет, никуда я не поеду.

— Может, еще по одной? — предложил Слон. — А то ведь рвану в Москву. Когда еще увидимся?

Байкеры выпили еще. Потом еще и еще.

Гоша не помнил, как лег спать.

— Гунн! — вонзился ему в уши чей-то хнычущий голос.

Георгий с трудом разлепил глаза. Тело его онемело, больше всего болели руки и щиколотки. Он повертел головой, поморгал, попытался пошевелить руками и ногами, чтобы разогнать кровь, но безуспешно.

«Связан, — промелькнула мысль, и байкер почувствовал страх, змеей вползающий внутрь. — Твою мать, да я еще и голый, на мне даже трусов нет!»

— Гунн! — продолжал его звать кто-то.

Это был Слон. Вася Матреночкин.

Извиваясь угрем, Георгий уперся головой в стену. Помогая себе связанными ногами, он смог немного приподняться, прислонился к трубе отопления и только теперь понял, что именно к ней был прикручен липкой лентой. Что за дерьмо?!

— Слон?

В ответ он услышал какое-то невнятное блеяние, посмотрел прямо перед собой и увидел своего необъятного товарища. У него перехватило дыхание.

Слон, абсолютно голый, лежал на полу, прямо посредине комнаты. Его громадные руки и ноги были разбросаны в стороны, кисти и ступни прибиты к полу толстыми штырями, а глаза закрывала черная повязка. Он тяжело дышал, то и дело облизывал губы.

— Гунн… — жалобно протянул он.

— Я здесь, — хрипло отозвался юноша.

Толстяк слабо улыбнулся и заметно успокоился.

— Слон, что тут происходит?

— Происходит? — глупо переспросил тот, заелозил на полу и всхлипнул. — Да не знаю я. Ничего не чувствую и не вижу. Не могу пошевелиться. Это ты меня связал?

— Нет, — выдавил из себя Гунн.

Его взгляд метнулся к окну. За ним кромешная темень. Значит, еще ночь. Что-то произошло, пока байкеры спали. Он вспомнил странный шорох снаружи, пока они сидели за столом, и заскрипел зубами. Его взор внезапно наткнулся на тряпочку, аккуратно расстеленную у головы Слона, приколоченного к полу. На ней лежали шприц и несколько ампул. Может, поэтому Слон ничего не чувствует? Еще он заметил рядом с диваном большую черную сумку. Когда они сидели за столом, ее не было.

— Гунн, развяжи меня, — попросил Слон, подергал руками и ойкнул.

Из пробитых конечностей по широким доскам струились ручейки крови. Один из них проложил дорожку до Гунна, коснулся его босой ступни.

— Я не могу, — с усилием выговорил Георгий.

Он чуть передвинул ноги, стараясь не смотреть на лужицы, медленно разрастающиеся под ранами приятеля.

— Почему? Мне стремно так лежать. Я устал. У меня начинают болеть руки и ноги. Полное дерьмо.

Гунн открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут заскрипела входная дверь.

— Кто там? Мышонок, это ты? — с надеждой спросил Слон.

Гунн услышал протяжный вздох, шаркающие шаги и непроизвольно втянул голову в плечи. Так страшно ему еще никогда не было.

— Мышонок? — пискнул Слон.

Георгий поднял глаза. Над распятым другом склонилась сгорбленная фигура, укутанная в какое-то ветхое тряпье. Лица не было видно, его закрывал большой капюшон. Из него торчали клочья пепельно-серых волос.

«Развяжи меня!» — хотел заорать Гунн, но издал лишь едва слышный писк.

Существо провело пальцем по вздымающейся мясистой груди Слона и издало что-то наподобие урчания.

— Эй? Кто ты? — наконец смог проговорить Гунн.

Нечисть обернулась, и он подумал, что тронулся умом. На него пялилось бескровное, морщинистое лицо, похожее на брюхо дохлой рыбы, сплошь покрытое синими прожилками и бородавками. Посредине торчал кривой нос, свисающий чуть ли не до подбородка. Рот беззубо втянут, а глаза запали насколько глубоко, что их и вовсе не было видно. Жидкие волосы свисали грязными сосульками.

— Гунн, кто это? — с беспокойством спросил Слон. — Развяжите меня!

Старуха зашаркала на кухню и вскоре вернулась с ведром и тем самым столовым ножом, которым Слон резал мясо.

У Георгия потемнело перед глазами.

— Эй! Послушай, — заговорил он. — Не надо ничего делать!

Он оцепенел от страха. Гунну показалось, что это горбатое страшилище уже погружает в брюхо Слона нож. Наружу выползает сизый мешок внутренностей.

Однако ничего такого не произошло. Старуха даже не посмотрела в сторону Гунна, покряхтела и уселась на стул. Все так же вздыхая, она стала вынимать из ведра луковицы и аккуратно очищать их от шелухи. Очистки эта ведьма складывала в мусорный пакет.

— Гунн, почему я ничего не вижу? — тоскливо спросил Слон.

— Потому что у тебя повязка, — отважился подать голос Георгий.

Он подвигал руками, стараясь делать это незаметно, но тут же понял бессмысленность своих попыток. О том, чтобы освободиться самостоятельно, не могло быть и речи. Как же этому гоблину в капюшоне удалось скрутить его, пускай даже во сне?

«Очень просто, — холодно ответил внутренний голос. — После такого количества спиртного тебя можно было на фарш провернуть, и ты бы этого не заметил».

Между тем Слон снова заворочался и заявил:

— Какая еще повязка? Зачем?

Гунн молча смотрел на старуху, которая, не обращая на них внимания, продолжала неторопливо чистить лук. В ее размеренных движениях ощущалась какая-то зловещая прелюдия. Все это было похоже на приготовление к операции, когда хирург раскладывает на салфетке свои скальпели.