Дом с видом на Корфу - Елена Константиновна Зелинская

бочки с порохом в подвалах британской власти: высокая шляпа с пряжкой на тулье, плащ, небрежно закинутый через плечо, лукавый взгляд сквозь опущенные темные ресницы.

 «Импозантный мужчина, – подумала девушка, скользя глазами по едва различимым словам на стене: заговор, эшафот, петля, – сейчас таких красавцев днем с огнем…»

 Первая поездка в Англию поглотила Марию целиком, так, что даже фотографировать не хотелось. Редкое удовольствие – путешествовать одной, ни на кого не отвлекаясь, ни с кем не делясь впечатлениями. Литературные образы, которые всю жизнь существо-вали только в воображении книжной девушки, на глазах обретали натуральное воплощение: на перекрестье лондонских магистралей стояла, чуть придавленная соломенной крышей, Лавка древностей; мутные волны Темзы плескались у Ворот предателей, сквозь которые скользила лодка с неудачливой красавицей в красном бархате; блестели по краю кожаного платья ракушки, пришитые рукой принцессы Покахонтас, и косила из-за музейного стекла круглым взглядом голубая птица Додо.

 Все, чего не было и вовсе, оказывалось вдруг настоящим, набирало цвет, запах и крепкую плоть. Гай Фокс с фонарем, белая маска с острыми усиками – то ли страница в учебнике, то ли символ уличных вольнодумцев. А ведь поди же: жил здесь, в этом самом доме. Он спускался по лестнице, придерживая шпагу за эфес, пил из оловянной кружки эль, подвинув поближе к камину резной стул, в овальном зеркале мелькали подозрительные тени, а мать, спрятав руки под фартук, качала головой и жаловалось отцу: опять наш мальчик во что-то ввязался… Где, интересно, Гай хранил свой знаменитый фонарь?

 Покинув пороховое гнездо, Мария, верная своему географическому идиотизму, перевернула карту города вверх ногами. Вместо одних ворот она попала в другие, дала круг по темнеющей улице и вернулась в исходную позицию. Белая маска Гая Фокса на вывеске заговорщицки косила пустыми глазницами. Городские ворота, упираясь каменными ногами в римский фундамент, глядели в спину темным проемом – жерло времени, готовое то ли втянуть в наступивший мрак, то ли вытолкнуть, как незваного соглядатая.

 Бегущие огоньки над входом в гостиницу «Белая лошадь» поманили электричеством, как привет из родного века. В прокуренном зале с растопыренными мутными люстрами было тесно, пахло дрожжами и еще чем-то кислым. Компания фермеров в клетчатых рубашках билась в бильярд, причем каждый держал в свободной руке по кружке пива, желтой, как фонарь. Протиснувшись к стойке, Мария оперлась локтями о за-хватанную поверхность и окликнула молоденькую барменшу, которая протирала бокалы:

– У вас есть свободная комната на одну ночь?

 Та поставила бокал, скользнула по лицу просительницы взглядом – быстро и равнодушно, как это умеют делать люди за прилавком, – и ответила:

– Двадцать фунтов. но деньги вперед.

 Увертливо лавируя между игроков, она провела постоялицу по лесенке, укрытой истоптанным ковролином, на самый верх, в крохотную комнатку со скошенным потолком.

 На тумбочке у кровати стоял чайник с облезшей по краям краской и мятая коробочка с чайными пакетиками. Мария налила чай в белую чашку, забралась под одеяло и вынула из рюкзачка книжку с златокудрыми принцами на обложке. Снизу доносился гомон и стук кия, за окном плыли островерхие башни собора, и хорошо и сладко было это одинокое путешествие.

 На этот раз самой хотелось остаться на второй день, да не получается. на прощание надо нанести старому знакомцу Гаю Фоксу повторный визит – и на вокзал, в Лондон.

 Девушка с хвостиком на затылке, в плотной джинсовой курточке, которая сообщала всем ее движениям какую-то особую дорожность, с синим вязаным шарфом, обмотанным вокруг шеи, сунула в карман истрепанную на сгибах карту Йорка и толкнула дверь с белой маской над входом.

 Молодой человек с сумкой через плечо шел по набережной реки Уз.

 «Удивительно, – размышлял он, – кажется, что в Йорке всего с избытком, а в обеденное время свободного места не найти».

 Сегодня к обычной толпе, наводняющей и без того самый туристический город Англии, почему-то добавились еще и моряки. Торжественно ведя за руки детей, двигались враскачку морские волки с медалями через всю грудь, а народ помоложе, в свернутых набок бескозырках, шумно толпился у пабов.

 «Широко гуляют, – подумал молодой человек одобрительно и обогнул лужицу, в которой мокли дешевые розовые бусики, – однако почему, вдобавок к морякам, на улицах полно священников? Для смягчения нравов? А может, они сегодня поминают кого-нибудь? Впрочем, понятно, что связывает моряков и священников: как всегда – смерть».

 Молодой человек с длинными темными волосами, прижатыми к шее поднятым воротником, поправил на плече сумку, задрав рукав плаща почти до локтя, и толкнул дверь паба с вывеской, на которой смеялась белая маска.

 Пробившись к бару, он подождал, пока парнишка с серьгой в ухе сунет кружки во все военно-морские руки, которые требовательно тянулись к нему поверх плотного ряда голов, и кивнул: «Да, пинту!»

 Из голой шоколадной стены высовывались и глядели на пьющую публику две вырезанные из дерева головы.

 «Фамильные портреты семейства Фокс», – мельком подумал он и сел в незанятый угол.

 Девушка заглянула в знакомый зал. В кресле у камина восседал католический священник, укрыв рукавами подлокотники, и кивал тонзурой, как бы подтверждая свое участие в возбужденном коловращении бескозырок и гюйсов.Она проскользнула к свободному стулу под узорным шкафчиком, запертым на чугунный ключ, который торчал в скважине, маслянистый и пыльный. Последний дневной свет тускло проникал сквозь мелкую расстекловку эркера.

– А вы знаете, почему старое стекло выглядит неровным?

– А почему вы заговорили со мной по-русски?

– А у вас журнал «Огонек» в сумочке. – на-смешливый голос звучал так убедительно, что она невольно глянула на рюкзак, где чего только не было: запасной свитер, шоколадка, билеты – но уж точно не «Огонек»…

 Она фыркнула, поймав себя на этом движении. Молодой человек смотрел на нее, склонившись над кружкой, и в сумеречном свете белки темных глаз блестели ярко и выпукло, словно у негра.

– Ну так и что ж там такое со стеклом?

– Стекло – это вообще-то застывшая жидкость. —

 Он наклонил полупустую кружку, как бы демонстрируя свойства упомянутого вещества. – И с веками она под собственной тяжестью стекает, образуя неровности и подтеки.

 Длинные волосы, распавшиеся на прямой пробор, опускались с каждым движением головы, закрывая лоб и сужая и без того узкое смуглое лицо.

 Что-то в его небрежных движениях, в самих складках одежды было милым и узнаваемым, как свое. Впрочем, он понравился ей сразу.

 Она провела ладонью по теплой, отполированной миллионом прикосновений столешнице.

– Как англичане ухитряются находить грань между тем, чтоб оставить все как есть, точнее, как было, и порядком? Вот копоть от свечей на потолке. Как часто ее надо смывать? Раз в