На подсосе. История любви - Кристофер Мур

— Убедиться, что ты на грани слома. — Она даже, кажется, чуть надулась обиженно. — Не будь мудилой, обычно я в этом не специализируюсь.

— Где я? — спросил Томми. — Вы же смёрф Хлёста, да? Мы у него дома?

— Здесь вопросы задаю я. — И она опять хлестнула стеком Томми по ноге.

— Ай! Блядь! Хватит уже. У вас, дамочка, не все дома.

— Говори!

— Так что говорить? Я спал, когда вы мне его сообщили, тупая вы сука! — Он оказался не прав. Оторвать взгляд от синих сисек возможно. Томми зарычал на женщину — вырвалось само, откуда-то изнутри, он даже не понял, что это: дикость какая-то, на грани неконтролируемого безумия. Так было, когда он впервые занимался любовью с Джоди, став вампиром, только теперь оно было — ну, смертоносно.

— Чеддер.

— Чеддер? Это сыр, да? — Его лупят из-за сыра?

— Да.

— Ну вот, сказал же. Теперь что?

— Ты сломлен.

— Ладно. — Томми опять дернулся, но толстые нейлоновые шнуры не пускали. Вот теперь он понял, что именно чувствует. Сейчас он ее убьет. Томми пока не знал, как именно, но был в этом уверен, как во всем, чему его учили в школе. Трава зеленая, вода мокрая, а эта сука — мертвая.

— Значит, теперь ты должен меня обратить, — сказала она.

— Обратить? — Клыки у него болели так, словно немедленно выскочат изо рта.

— Сделать меня такой же, как сам.

— Вы хотите быть оранжевой? Это потому, что на чеддере залипли? Потому что…

— Не оранжевой, туполом, — вампиром! — рявкнула она и хлестнула стеком Томми по груди.

Он снова прикусил губу и почувствовал, как с его подбородка потекла кровь.

— Так вам для этого надо было драться? — спросил он. — Подойдите сюда.

Женщина подалась к нему и поцеловала, затем грубо оттолкнулась. Его кровь осталась у нее на губах.

— Наверное, мне придется к этому привыкнуть, — сказала она, облизнувшись.

— Ближе, — велел Томми.

ОЯЕ — ЧЗХ! Тотальный провал, долг не выполнен — сплошь собачьи какашки во мраке на тротуаре той трагедьи, коя есть вся моя жизнь. Даже теперь, когда я пишу все это, сидя в «Старбаксе» «Метреона», рабы пены ходят вокруг, как зомбаки с серебряными глазами, и мой обезжиренный соевый «амаретто мокаччино» горчит, аки желчь змеиная. (А это типа самая горькая желчь, какая вообще бывает.) Если бы в двух столиках от меня не сидел тотально крутой парень и не делал вид, что не замечает меня, я бы расплакалась — только от настоящих слез тушь течет, поэтому я просто отвисаю в своем отчаянье. Тебе не светит, кросавчег, потому что меня избрали. Страдай, сцуко!

Вчера ночью пришлось предоставить Владыку Хлада самому себе, но прежде чем уйти, я призналась ему в своей бессмертной любви. Я безнадежная сосулька. Надо было только до свиданья сказать, а я взяла и вякнула. Типа как у него надо мной неодолимая власть — типа у меня расстройство пищеварения, а он пачка «Орео с двойной начинкой». (У меня нет расстройства пищеварения, я просто костлявая, потому что мне нравится потреблять в массовых количествах, а потом травить. Думаю, организму всегда хотелось жить на жидкой диете, и пока мой Темный Владыка не примет меня в свои нежные объятья, для меня останется только «Старбакс».)

Я пыталась дозвониться до моего Темного Владыки и Графини весь день на сотовые, но отвечала мне только голосовая почта. Ну тю — они ж вампиры. Не станут они снимать трубки. Я иногда такая УО.

Поэтому с утра пораньше я пошла к их старому логову, вообще-то еще до зари. Меня типа сестрой Бронтё надо сделать за тот роман, что я сочинила, только бы из дому свалить в такую рань, но мне хотелось поговорить с хозяином до того, как он упокоится. А там тот страшный пьяный мужик и его огромный кот пропали, но с ними пропали и мой хозяин с Графиней. Все перевезено, кроме статуи черепахи и Графини.

В общем, я оттуда выкатываюсь и пилю в новое логово, которое я им сняла, и тут секу: два легавых сидят в говняной бурой машине. Я сразу врубилась — охотники на вурдалаков. Должно быть, силы хозяина так на меня действуют. Там здоровый жирный легаш-гей и такой хищный легаш-латинос.

Поэтому я такая: «А вы, легаши, сильнее не могли бы замаскироваться?»

А они такие: «Проходите, дамочка, не задерживайтесь».

Ну и вывели они меня из себя — пришлось заметить им, что не начальство они мне, а потом я их словесно так отмудохала, что до слез довела. Что у быдлян такое? У них мозги так медленно фурычат, что им типа подсказывать надо, чтоб встали, когда им по мордасам лупят. А потом они без чувств валятся, как полные обсосы. Не хочу я быдлянкой быть. И не стану, потому что мой Владыка введет меня в паству свою, и вечно я буду бродить в ночи, а красота моя сохранится такой же на веки вечные, вот только сиськи бы побольше.

В общем, я погуляла по Маркет-стрит и Юнион-сквер, чтоб легавые успели уползти зализывать себе раны, а потом вернулась на хозяйскую улицу проверить, что у них в новом логове. Только теперь там через дорогу сидел такой азиат в «Хонде», четкий, как в манге, но очевидно было, что за дверью наблюдает. На легаша не похож, но за дверью наблюдал совершенно точно, поэтому я остановилась тоже и стала смотреть, как работают скульпторы — у них мастерская под старым логовом мастера. Это два такие быдлянина, типа байкеры, но херню они делают потрясную. Гаражную дверь свою они оставили открытой, и я зашла.

А они там дохлых кур на проволоку вешают и макают в серебрянку, а потом на палки насаживают.

Поэтому я такая: «Чё за хуйня, байкер? Чё делаете?»

А один такой: «Петушок скоро закукарекает».

А я вся такая: «Вот тошнить мне только не надо, ебала быдлянская. Только попробуй своего петушка мне тут достать, я тебя так перечным газом посолю, что тебе его зажарит». (С этими любителями писькой помахать надо быть построже — мне в автобусе больше семнадцати раз засвечивали, уж я-то знаю.)

А он такой: «Да нет, это год петуха по китайскому зодиаку».

Что я, конечно, и без него знала.

«Мы статуи делаем», — сказал байкер побольше, его звали Фрэнк. (Второго там звали Бонзой. Он вообще почти не разговаривал, может, потому так и звали.)

В общем, они мне показали, как берут настоящих дохлых петухов, которых затарили в Чайнатауне, пропускают через них проволоки, чтоб форму держали, макают в жидкую металлическую краску, а потом суют в большой бак и цепляют к ним провода. Потом пускают ток, и молекулы бронзы налипают на эту металлическую краску или как-то. И типа — мгновенный бронзовый петух. Я подумала про статую Графини наверху, и меня даже жутики взяли.

И я вся такая: «А человека когда-нибудь делали?»