Всё, чего ты хотела - Луиза Саума

этого не предложил. Айрис предстояло провести ночь в Клэптоне, в своей пустой спальне. Почти всю свою одежду и другие вещи она раздала. Через несколько дней у Киран появится новый сосед.

После ужина, уже на улице, Айрис обняла каждого члена семьи. Она сама сделала первый шаг. Джек вел себя хоть и неуклюже, но на удивление дружелюбно. Мона сначала крепко стиснула ее, больно дернув руками за длинные распущенные волосы, а потом отстранилась: она плакала. А вот Айрис не плакала – происходящее казалось слишком диким, чтобы воспринимать его как реальность. В свою очередь Элеанор молча обняла Айрис и долго не отпускала. В конце концов Айрис пришлось высвободиться. Она еще могла передумать, но как это будет выглядеть в чужих глазах? Еще более несуразно, чем ее провалившаяся попытка самоубийства, потому что сейчас всем все известно. И что ей тогда делать: возвращаться во «Фридом энд Ко»? К Эдди? К родителям домой? Что ей делать с жизнью на Земле? Она понятия не имела.

Наконец, мать что-то еле слышно произнесла.

– Пожалуйста, Джек.

Джек подошел на шаг и мягко взял Айрис за плечи:

– Айрис, мы считаем, что тебе следует остаться.

– Что… что вы считаете?

– Ты не обязана доводить это до конца.

Айрис взглянула на мать. Та так ничего и не сказала, но вся дрожала, как будто вот-вот упадет. Скажи хоть что-нибудь, думала Айрис. Что угодно.

– Что это значит? – спросила Айрис. – О чем вы?

– Ты могла бы переехать к нам, – продолжал Джек, – и мы вместе со всем разберемся. Ты могла бы найти другую работу или просто… немного отдохнуть, подумать, как жить дальше.

– Я уже знаю, как хочу жить дальше.

– Айрис, – начала Элеанор. Казалось, вдруг стихли все звуки: умолкли прохожие, не сигналили машины. Мать положила ей руку на плечо: – Айрис.

Оттолкнув Элеанор, сестра схватила Айрис за обе руки. Мона рыдала в голос, и сопли из носа текли ей в рот.

– Айрис, что ты творишь? – всхлипывала она. – Не оставляй меня, Айрис. Не уезжай.

Тишина рассеялась. На них смотрели проходящие мимо люди. Проезжали машины. Элеанор опустила глаза. Скажи! Айрис подождала еще с минуту, держа Мону в объятиях, так близко, что слышала, как колотится ее сердце, но Элеанор не заговорила. Айрис решила, что пора уходить – так всем будет легче.

– Мне пора.

– Айрис! – воскликнула сестра.

– Айрис, – взяв ее за руку, сказал Джек, – подумай, пожалуйста.

– Я тебе позвоню из Лос-Анджелеса. Мы можем разговаривать каждый день, пока не начнется учеба.

– Иди к черту! – сказала Мона. – Катись к дьяволу, Айрис!

Айрис хотелось посмотреть, как удаляются и скрываются за углом ее родные, но вместо этого она ушла сама, и они провожали ее взглядами, а голос Моны становился все тише и тише, пока вечер не поглотил его целиком.

* * *

У Айрис имелись сбережения, немногим больше двух тысяч фунтов. Это были деньги, которые она прилежно экономила и отложила на будущее. Утром, прежде чем окончательно проститься с Киран и сесть в такси до Хитроу, она перевела эти деньги на счет Моны и послала ей эсэмэску. Мона не ответила. Уже в Лос-Анджелесе Айрис снова попыталась выйти с сестрой на связь, но безрезультатно. Зато с матерью она разговаривала каждый день до отъезда на учебу в пустыню. Говорить им особо было не о чем, а Моны рядом не оказывалось. Но Айрис не хотела отказываться от этих звонков. У Элеанор все еще оставалось время сказать дочери то, что она хотела. Прощаясь, Айрис всегда ждала, чтобы мать отключилась первой. Когда они поговорили в последний раз, она целых пять минут, заливаясь слезами, слушала в телефоне трескучую тишину.

В последнее утро в Лос-Анджелесе, перед выездом из отеля, она получила два сообщения от сестры.

Надеюсь, это то, чего ты всегда хотела

Пожалуйста, не надо отвечать. Пользы от этого никакой. Я люблю тебя и буду любить всегда. Целую.

Айрис набрала: «Я тоже тебя люблю», но тут же удалила. Потом передумала.

Прости – не могла не ответить. И прости за все. Я не хотела тебя обидеть. Я люблю тебя больше всех на свете. Надеюсь, ты будешь расти и станешь счастливой. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, моя дорогая Мона. Целую, целую, целую.

Пару минут она ждала ответа, но он так и не пришел. Мона, наверное, или еще не вернулась из школы, или спала, или делала уроки, или ужинала. Айрис не помнила, который час в Лондоне. Ее всю трясло. Она вынула из мобильника симку, бросила ее в мусор и оставила телефон на столе, от руки написав записку горничной: «Телефон. Бесплатно. Возьмите, пожалуйста».

15

Отбытие

Они позировали перед представителями мировой прессы: улыбались, поднимали вверх большие пальцы – все в порядке! – ни дать ни взять поп-звезды 1960-х. Фотографы кричали: «Посмотрите сюда – нет, сюда! Улыбайтесь!» Шумиха заглушила все имевшиеся у Айрис сомнения. Она прикидывала, кто смотрит на нее по телевизору: мать, сестра, друзья, бывшие ухажеры? Какое замечательное ощущение – быть видимой.

В тот день в Тихий океан вышли пять кораблей, по двадцать человек на каждом. Айрис оказалась на втором корабле. Ее разместили в отсеке G вместе с женщиной по имени Эбби и двумя мужчинами: Равом и Витором. Женщин от мужчин отделяла скользящая дверь, которая на Никте будет приварена намертво. В пути они проведут семь дней, в основном под воздействием седативных средств, привязанными ремнями к койкам и на зондовом питании.

Айрис жалела, что на Никту можно попасть только через подводный канал. Она как раз мечтала увидеть Землю сверху и воскликнуть: «Ух ты, вот она какая!» Земля все уменьшалась и уменьшалась бы и через какое-то время стала бы похожа на голубой шарик, который отскакивал бы от стены. Все мучения. Отскок. Все войны. Отскок. Все самоубийства. Отскок. Кого-то уволили. Отскок. Кто-то родился. И потом она исчезла бы из вида. Абракадабра.

Но все происходило по-другому. Землю увидеть ей не удастся. Она даже подводного канала не видела. Шесть дней прошли в тумане снов. Мучительные сны о школьных экзаменах, о Моне, ставшей наркоманкой. В другом сне Айрис ехала в лондонском метро, ее поезд поравнялся с другим, следующим в том же направлении, в котором сидел ее одетый в черное отец и читал «Ивнинг стандарт».

Оторвавшись от газеты, он поднял на нее взгляд и сказал: «Проснись!»

Но она не проснулась – препараты были очень сильные.

Где-то

Семь лет назад

16

Невесомость

На седьмой день