Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - Платон Васенко

Зато другие показания Философова могут быть вполне приняты. Действительно, все дела в Москве «делали» указанные Философовым руководители и вожди ополчения и земли. А Мстиславского «с товарищи» «в думу припустили» лишь тогда, когда избрание Михаила Федоровича было предрешено на соборе287. Относительно числа казаков, дворян и детей боярских в конце ноября в Москве любопытно сопоставить показания Философова со сведениями Дубровского. Последний говорит, что из четырех тысяч бояр (то есть служилых людей) «большая часть была отпущена на некоторое время по своим поместьям и в города, где можно дешево покупать себе пропитание», а число «лучших и старших» казаков определяет в одиннадцать тысяч человек288. Если принять во внимание, что многие казаки сейчас же по очищении Москвы должны были стать по разным городам для оберегания земли от врагов, то можно примирить оба показания; впрочем, мы поступим осторожнее, приняв первое289.

Но самым важным для нас является показание Философова об отношении казачьей массы к вопросу о царском избрании. Надо сказать, что эта масса особенно националистична. Она желает выбрать в цари русского человека. При этом казаки намечают или, говоря языком того времени, «примеривают» двух кандидатов: Филаретова сына и воровского Калужского. Такое сочетание, на первый взгляд, является неожиданным. Попытаемся его понять. «Воренка» могли намечать казаки потому, что служили его отцу, Вору. Но был ли для них Тушинский вор тем, чем он является в наших глазах и был в глазах его противников? Конечно, ближайшие сторонники второго самозванца знали настоящую цену «царю Дмитрию Ивановичу»290. Но в глазах рядовой массы его приверженцев Вор был подлинным сыном Грозного. Неудивительно, что и в 1612 году среди его бывших сторонников было еще много лиц, веривших в его царственное происхождение. Потому-то естественно, что нашлись казаки, и, вероятно, большая группа, выдвигавшие кандидатуру «Маринкина сына» не из одного только «казацкого приличия». Но единение с земщиной, фильтрация казачества, приведшая к тому, что в нем остались лишь «старые казаки», среди которых были, вероятно, и беспоместные дети боярские, влияние воззваний Гермогена и грамот вождей земского ополчения, обличавших самозванство Вора, сделали свое дело291. Кто же тогда мог быть выдвинут народной массой, выразителями мыслей и идей которой являлись в значительной мере казаки? Родство Романовых с прежней династией, мысль о котором и была, и поддерживалась в народе, сыграла, думается нам, решающую роль при этом. Таким образом и возникла среди казаков мысль о двух кандидатах. Мы уверены в том, что казачество раскололось по этому вопросу на две группы, причем партия сторонников Михаила Федоровича была, вероятно, многочисленнее. По крайней мере, он назван первым в показании Философова. Притом же наиболее рьяные сторонники Вора ушли из-под Москвы с Заруцким и перекинулись затем на юго-восток, где и утвердились на некоторое время292.

Итак, в Москве в ноябре – декабре месяце 1612 года преобладали демократические элементы общества, настроенные очень националистично. А правительство было в руках вождей второго подмосковного ополчения. Несмотря на важность избирательного собора 1613 года, мы имеем сравнительно мало сведений о его деятельности и ходе на нем избирательной мысли. Единственный источник, излагающий нам якобы последовательно деятельность собора, делает это слишком односторонне, с умыслом рисуя картину полного единодушия при выборе Михаила Федоровича. Мы разумеем официальную грамоту об избрании царя Михаила. Правда, и в ней находятся указания на некоторое разногласие, бывшее по этому поводу в первых заседаниях собора, однако указания эти становятся ясными лишь при привлечении к делу других источников. Во всяком случае, можно попытаться при помощи своих предшественников, в особенности профессора Платонова и А. И. Маркевича, и нового, сравнительно недавно опубликованного материала представить себе, как происходило дело.

Прежде всего можно сказать, что собор 1613 года был одним из наиболее полных «советов всей земли» как по числу, так и по социальному положению участвовавших в нем. В декабре 1612 года собрались в Москву представители многих городов. Судя по подписям на избирательной грамоте, более 40 городов прислали своих выборных293. К тому же подписи собирались значительно позже, чем происходили выборы, как это видно из пометы на грамоте, что она «писана 1613 года в мае месяце»294. Поэтому на ней не находим подписей представителей некоторых городов, жители которых принимали участие в «царском обираньи». Так, на грамоте нет подписи торопчан, а они были на соборе295. Нет подписи и выборных от Галича, а один из них, по преданию, сыграл известную роль в деле выборов296. Определяя район, который охватывался городами, принявшими участие в выборах, профессор Платонов отмечает, что он простирался от Северного Подвинья до Оскола297 и Рыльска и от Осташкова до Казани и Вятки298. По вполне понятным причинам окраины, западная, восточная и юго-восточная, не были или почти не были представлены: Сибирь – за отдаленностью, юго-восток был в руках Заруцкого, на западе и северо-западе хозяйничали поляки и шведы.

Не зная вполне точно, сколько городов и какие именно принимали участие в избрании царя Михаила, не можем определить и числа принявших в нем участие. Под грамотой насчитывается до двухсот семидесяти семи подписей, причем часть их принадлежит властям, то есть высшим духовным лицам и светским сановникам, а между тем одних представителей из городов было свыше 400, считая по десять человек из каждого города и уезда. А некоторые города прислали, несомненно, большее число выборных. Так, Нижний Новгород на собор 1612–1613 годов отправил не менее девятнадцати человек своих представителей, не считая дворян и детей боярских299. Дело в том, что «при подписании допускалось заместительство: одно лицо подписывалось за нескольких, не перечисляя их поименно»300. Мало того, иногда представитель или житель одного города подписывался за выборных другого города301. Почти не находим или, как мы лично убеждены, вовсе не находим подписей от группы «атаманов и казаков»; между тем группа эта, несомненно, была очень значительной и влиятельной на изучаемом соборе302.

Из отмеченного факта можно заключить, что и состав собора, в смысле положения его членов в государстве, не вполне определяется по подписям на избирательной грамоте. Впрочем, сопоставляя данные подписей на грамоте и текста ее, приходим к заключению, что все «чины», или классы, московского общества, за исключением боярских людей, то есть холопов и крепостных крестьян, были представлены на соборе. Таким образом, «не одни казаки, как говорили в Литве, а все слои свободного населения участвовали в великом государственном и земском деле царского «обиранья», – справедливо замечает С. Ф. Платонов303.

Восстанавливая, хотя бы в общих чертах, состав собора и изучив, какие города им представлены, ничего не можем сказать, как шли его заседания. Но они не были такими тихими и безмятежными, как это можно было бы подумать, читая избирательную грамоту, «Сказание» Палицына или хронограф редакции 1617 года304. Впрочем, и некоторые произведения XVII века дают нам понять, что дело на соборе не обошлось без трений. Так, зять Филарета и шурин царя Михаила, умный и осторожный писатель князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский в очень кратком рассказе об избирательном соборе позволил себе такой намек: «И тако бысть по многие дни собрание людям, дела же толикия вещи утвердити не возмогут»305. Еще более определенно высказывается Новый летописец, про официозный характер которого мы имели уже случай упомянуть выше. «Приидоша к Москве… изо всяких чинов всякие людии, – повествует Новый летописец об избрании царя Михаила, – начата избирати государя. И многое было волнение всяким людем: койждо хотяше по своей мысли деяти, койждо про коего говоряше: не воспомянуша бо писания, яко «Бог не токмо царство, но и власть, кому хощет, тому дает; и кого Бог призовет, того и прославит». Бывшу же волнению велию, и никто же смеяше проглаголати, еже кто и хотяше зделати, когда Богу ему не повелевшу и не угодно ему бысть. И кто может судьбы Божия испытати: иные убо подкупахусь и засылаху, хотяше не в свою степень, Богу же того неизволившу»306. Один из источников «многого волнения» указывает нам известие Псковского летописца о том, что «восхотеша начальницы паки себя царя от иноверных, народи же и ратнии не восхотеша сему быти». Это сообщение о розни «ратных людей и народов» с «начальниками» имеет большое основание. В Псковском летописце оно поставлено в связь с переговорами «начальников и новгородцев» относительно избрания королевича Карла-Филиппа на русский царский престол307. Если мы вспомним показание Богдана Дубровского, приведенное нами выше, о желании выбрать «его княжескую милость герцога Карла-Филиппа», то не удивимся повествованию Псковской летописи308.