Полцарства за кота - Марина Белова

Степин нос подозрительно покраснел, и на белесых ресницах заблестела первая слезинка.

– Неужели я так… неинтересно выгляжу? Как, как асфальт?

– Ну что ты! – Я бросилась ее разубеждать. – Ты просто красавица, но тебе надо подчеркнуть свою красоту. Ты очень красивая, но… твою красоту видим только мы, твои близкие.

– А мне больше никто не нужен, – зашмыгала она носом.

Разозлившись на бесцеремонного Веню и на Алину, которой пришла в голову идея притащить Степу в парикмахерскую, я показала им кулак и одними губами сказала, кто они есть. Прекрасно же видят, что перед ними стоит человек тонкой душевной организации, видят, но при этом мелят языком всякую чушь.

– Стефания Степановна, – спохватился Веня. – Вы меня неправильно поняли. Вы богиня, мадонна. Вам только надо подчеркнуть ваш образ. Вот этим мы сейчас и займемся. – Он взял ее под локоток и повел к креслу. – Сейчас, сейчас. Мы подправим причесочку. Может, обесцветим несколько прядок, волосы будут казаться более пышными? Я бы еще посоветовал подкрасить немного брови и ресницы, не в радикально черный цвет, а в нейтральный коричневый. Черный будет смотреться вульгарно, а коричневый – то, что надо. Пока я вас буду стричь, вам сделают маникюр. У красивой женщины должно быть все совершенно.

Степа не возражала, она молча кивнула, и работа началась. Веня – мастер с большой буквы. Через полчаса к Степиной прическе невозможно было придраться. Каждая волосинка была на месте. Откуда-то взялась элегантная челочка, оттененная несколькими обесцвеченными прядками. Волосы на макушке были вспушены, на ушах приглажены.

– Веня, ты бог! – заверещала Алина. – Степа, у тебя даже волос на голове стало больше!

– По-моему, очень неплохо вышло, – пролепетала Степа. – Спасибо, Веня.

– Да не за что, – скромно ответил Куропаткин. – Еще кто-нибудь стричься будет?

Алина сделала шаг вперед, но на секунду задумалась и отступила назад:

– Я бы, конечно, села в кресло, но не могу, не хочу выглядеть совершенством. Я у одного типа должна вызвать жалость и снисхождение.

У Вени округлились глаза. Никогда прежде Алина не отказывалась от его услуг и уж тем более не старалась выглядеть жалкой. Алина – женщина яркая, независимая, уверенная в своей красоте и неотразимости. Слабость – не ее конек. Явно с ней что-то не то.

– Иду завтра к следователю. Чем проще я буду выглядеть, тем лучше будет для моего Вадима.

– А что с ним случилось?

– Замели его, Веня, замели. Убийство ему менты шьют, – и она в двух словах рассказала, что с Вадимом произошло.

– А, – в Вениной голове кое-что стало проясняться, – потому и Стефания Степановна на работу нанимается? А как же ваш знакомый майор? Он помочь не может?

– Нет, Венечка. Сергей Петрович не ведет дело моего мужа. Вот это и страшно. Следователь, к которому попало дело Вадима, сущий кошмар, со слов того же Воронкова, ярый борец с преступностью. Поэтому мне надо выглядеть жалко и плохо.

– Ну, как знаете, Алина Николаевна, здесь я вам не советчик.

Вот уж мы удивились, когда, вернувшись домой, под дверью, на ступеньках увидели Саньку, Алининого сына.

– А ты что здесь делаешь? – удивленно спросила Алина. – Ты ведь должен быть в деревне, у тетки?!

– А ну ее, ту деревню, – отмахнулся Санька, поднимаясь со ступенек. – И тетку туда же, мать ее так! Обула ты меня, мамка! На фига пургу гнала? Реку обещала? Ага, есть река, но до нее фигачить и фигачить. Лес – три елки! Удобств никаких. Сортир во дворе. Тетка – плесень махровая, ни во что не врубается. Муж ее, дядя Сеня, – бычара. Что может, так это соплю из носа вышибать. Ма, ты дверь откроешь? Жрать охота.

– Саня, – у Алины глаза стали квадратными. До поездки в деревню ее сынок так не выражался. Семья интеллигентная, школа элитная. Где он нахватался подобных выражений? – Что с тобой случилось? Ты не заболел? Слова-то какие! Странные, нехорошие. Откуда они?

– В нашей деревне все так говорят, – ответил Санька.

Приглядевшись к нему внимательней, я заметила в его глазах пляшущих чертиков. Все ясно! Саньке в деревне не понравилось. Возможно, он, мальчик из интеллигентной семьи, не смог найти общий язык с деревенскими ребятами и решил дернуть домой. Чтобы мать не отправила его обратно (Алина никогда не забирала его из лагеря досрочно, и из деревни наказала возвращаться не ранее чем через две недели), он решил немного схитрить и разыграть ее.

– Ты принял верное решение, что вернулся, – выдавила из себя Алина. – А Валентине я позвоню, спрошу, что она с моим сыном сделала. Заходи в дом, сынок.

– Ты что, правда, собираешься тете Вале звонить?

– Да, – твердо сказала Алина. – С мужем своим как хочет, так пусть и разговаривает, а при моем ребенке пусть держит язык за зубами.

– Не надо, мама, звонить, – испуганно попросил Санька, подтвердив мои догадки. – Она все равно ничего не поймет. Они все там так выражаются. Они считают, что ничего плохого в словах «жрать»… – Санька хотел повторить все новые слова, но Алина его перебила:

– Нет, нет, забудь эти слова и никогда их не употребляй.

– А ты меня больше в деревню не отправишь?

– Боже избавь, – Алина всплеснула руками.

– А это кто? – внимание Саньки привлек Филимон, который растянулся на пороге кухни.

Кот спал или делал вид, будто спит. Веки сомкнуты, дыхание ровное. Странно, что у кота вздымалась не грудная клетка, а живот. Живот то надувался барабаном, то спадал.

– Котик, – умильно пролепетал Санька. – Такой славный, толстенький.

И, правда, за день Филимон увеличился в размерах, как минимум вдвое. Во всяком случае, мне так показалось. Санька протянул руку, чтобы погладить кота, но тот вдруг открыл глаза и клацнул Саньку за палец.

– Он что, бешеный? – взвизгнул мальчик, рассматривая свой палец. Крови на нем не было, но четыре отметины хорошо просматривались на коже. Филимон придавил зубами палец, но не прокусил.

– Мяу, – жалобно подал голос Ромка. Он вышел из детской комнаты и стал тереться об Алинины ноги.

– Мне кажется, Ромка сдал свои позиции, – догадалась Степа. – А еще он голодный. Смотри, Алина, как он к булке тянется. Когда это коты булками питались?

А Ромка уже стоял на задних лапах и вовсю кусал городскую булку, выглядывавшую из пакета с продуктами.

– Странно, я же оставила котам еду в двух мисках, – удивилась Алина.

Я обошла Филимона, не пожелавшего сдвинуться, заглянула в кухню и ахнула. Холодильник был распахнут настежь. От полуфабриката, который Алина выложила из морозилки на среднюю полку холодильника, чтобы тот оттаивал, осталась только обвертка. Целлофановый пакетик с надписью «Домашние куриные котлеты» валялся на полу. Самих же котлет и след простыл. За спиной кто-то икнул. Я повернула голову. Филимон довольно потянулся, встал, ленивой поступью подошел к миске с водой и начал жадно лакать.