Золотые пилигримы - Остап Иванович Стужев

неожиданным всплескам агрессии и обещаниям скорой расправы с неугодными.

Еще будучи студентом Колумбийского университета, он смог летом получить временную работу в офисе окружного прокурора Бронкса. К его глубокому удивлению, подавляющее большинство людей, попадавших в безжалостную судебную мясорубку, даже и не собирались совершать ни краж, ни актов насилия. Все происходило спонтанно, иногда неожиданно для них самих. Это был стиль их жизни, поведения. За два летних месяца он ни разу не столкнулся с преступлением, задуманным заранее, с попыткой замести следы содеянного не в сумбуре отчаяния после осознания возможных последствий, а, напротив, хорошо и тщательно подготовленного. Впрочем, сравнение этих несчастных с Гектором и его бойцами было не совсем корректным. Масла в огонь подливал этот русский, то ли сгоревший в Маракайбо, то ли потерявшийся в Европе. Судя по интересу к его личности, ЦРУ возлагало на того большие надежды. Фишер откровенно не завидовал офицеру, за которым тот был закреплен.

«Кесарю кесарево», — подумал он, объединив всех, о ком сейчас думал, в единую сублимацию рокового предначертания их судеб.

Мысли постепенно вернулись в настоящее. Возле отеля, где предполагалось ночное рандеву с коллегами, пожелавшими провести его в виде неформального общения, образовалась необычная для этого приграничного городка пробка. Каждый из подъезжавших к парадному входу лимузинов торжественно замирал на некоторое время, и все должны были подождать, пока очень важному пассажиру откроют дверь, словно это была вечеринка безруких калек. Правила протокола и этикет для граждан, намывших чуть больше деньжат, чем остальной пипл, демонстрировались во всей красе. Бросив свое авто на парковке, он поднялся на этаж, где, судя по всему, располагался номер, забронированный на загадочного Америго Брамса. Прежде чем постучать, он еще какое-то время потоптался перед закрытой дверью, прислушиваясь к звукам изнутри и озираясь по сторонам. За это время ему удалось посчитать, сколько дверей выходило в коридор, и заметить, где находится наружная пожарная лестница. Из номера еле уловимо доносился звук включенного телевизора, и, еще раз, на всякий случай, пощупав оперативку, пристегнутую на ремне справа под пиджаком, Фишер костяшками пальцев три раза постучал в дверь.

Джек встретил его на пороге, держа в руке стакан с бурбоном. Улыбка демонстрировала зубы абсолютно белого цвета, и вошедший сразу пожалел, что, пойдя на поводу у своего дантиста, согласился на импланты естественного желтоватого оттенка.

— Привет, Роберт, мы уже заждались тебя! Вечерний трафик? — воскликнул появившийся из глубины комнаты Ян.

— Даже не знаю, что тебе ответить, чтобы не показаться грубым, — ответил Фишер, не любивший любые вопросы, предполагающие объяснения чего бы то ни было малознакомым людям.

— Бурбон, виски? — примирительно заговорил Джек.

— То же, что и ты.

— Отлично, значит, бурбон, — сказал Джек, ставя на низкий журнальный столик третий стакан.

Он щедро плеснул в него янтарную жидкость.

— Лед? — Ян подвинул ему небольшое хромированное ведерко с уже подтаявшими кубиками.

— Не помешает, — поблагодарил Фишер и, убрав в сторону торчавшие из ведерка щипчики, зачерпнул голой ладонью целую пригоршню льда. — Иначе я тут все забрызгаю, — добавил он, как бы извиняясь за свои манеры перед новыми знакомыми.

Все трое сделали по доброму глотку с видом знатоков, смакуя на небе обжигающую жидкость. Джек, который не добавил льда, даже поцокал языком, выражая удовольствие. Повисла небольшая пауза, и Ян, дотянувшись до телевизионного пульта, начал переключать каналы, пока не нашел RT.

— Кто из вас офицер ФБР? — спросил их Фишер, решив играть в открытую.

— Какое сейчас это имеет значение? — растягивая слова, произнес потомок тевтонских рыцарей.

— Хочу, чтобы вы понимали: я веду открытый разговор и отдаю себе отчет в том, под чьей крышей мы сейчас находимся, — Фишер допил остатки бурбона и, повертев стакан кистью руки так, что не растаявший до конца лед зазвенел, поставил стакан на столик.

— Браво! За это надо еще выпить! — объявил Джек и немедленно долил каждому еще бурбона не меньше чем на пару дюймов.

— У вас тут русский клуб? Пьем, как казаки, и смотрим русский балет? — рассмеялся Фишер, указывая пальцем на экран.

Он почувствовал, как пьянеет, и вместе с этим его охватила какая-то приятная бесшабашность.

— Это новостная программа. Русские здесь брызжут слюной из-за проигранной ими холодной войны. Если нужен балет, то нас ожидает нон-стоп-шоу в ночнике этого отеля. Если хочешь, можем спуститься и продолжить беседу там, — сказал Ян.

— Мне надо пройти проверку, что я не импотент?

— Это необходимо, но недостаточно, — Джек говорил абсолютно серьезно, выражение его продолговатого лица, столь типичного для англосаксонской расы, было таким же постным, как если бы он в суде присягал перед жюри присяжных.

— Fuck you bastards![39] Что еще вам надо? — Фишеру было хорошо, и он окончательно расслабился.

Слова, прозвучавшие в ответ, вернули его на землю.

— Твой конфидент ничего не рассказывал тебе о бриллиантах из Антверпена?

Он даже не понял, кто из двоих, Джек или Ян, задал этот вопрос. Как засыпающий в пути дальнобойщик, позволивший себе задремать и только каким-то чудом не свалившийся в кювет, он мгновенно собрался и, не подавая вида, что это его встревожило, продолжил разыгрывать весельчака. Прежде чем ответить и понимая, насколько от этого зависит его будущее, он прокрутил свою последнюю встречу с Нотарбалтоло в своей памяти как одну сплошную картинку.

* * *

Колумбия. Поместье Гектора. Март 2009 года

Все то же яркое утреннее солнце, та же постоянная температура и влажность воздуха. Идеальное место для жизни людей и растений. После вчерашнего веселья все, кто предавался ему отчаянно и без задних мыслей, еще не проснулись, а если и проснулись, то их физическое состояние неумолимо подсказывало им, что лучше еще вздремнуть, стараясь убаюкать муки похмельного синдрома. По счастью, Фишер и его друзья сумели сохранить достаточно сил для главного раунда предстоящих переговоров. Сидя за круглым, сплетенным из ротанговой пальмы столом, они после дежурных утренних приветствий, не задерживаясь на мелочах этикета, перешли к делу.

— Этот человек просто ювелир, совершивший всего одну ошибку, помоги нам восстановить справедливость, и мы этого никогда не забудем, — эти слова Гектора были началом долгой беседы, которая состоялась между этими тремя людьми на веранде замка на следующее утро после реконструкции теннисного матча.

— Я знаю, кто он. Читал в газетах. Там пишут иначе, — Фишер говорил, вертя головой по сторонам в поисках холодной бутылки шампанского.

Голова у него гудела, и пара глотков могли не только вернуть его к жизни, но и помочь сосредоточиться.

— Послушай, — заговорив, Леонардо в свойственной итальянцам манере коснулся пальцами предплечья Фишера, — я простой ювелир. Может, и не кристально честный человек, но своим друзьям