Обратный отсчет - Роман Канушкин

Дед хотел подстраховать Ворона, но тот отказался сообщить, где он находится, намекая на то, что у них, вероятно, имеется утечка. И все же Дед уже отправил на контрольно-пропускной пункт объекта «Л-III» группу поддержки, передав ее в личное распоряжение капитана Воронова. Кем бы ни были «заячьи уши», они, вполне вероятно, продолжают свою охоту, и, если от нас есть утечка, можно ожидать, что Стилету подготовят встречу. По официальной версии, Деду удалось навязать противнику свои правила игры — с одного из запасных аэродромов поднимается скоростной самолет с Зелимханом и сопровождающим на борту и берет курс на Грозный. «Я не могу больше играть во Внуково и разбираться с тем, кто влез в ситуацию, — жесточайший цейтнот, осталось чуть более двух часов. В этих условиях мы возвращаем вам Зелимхана теми средствами, что имеем. Я не могу рисковать самолетом и жизнью трехсот заложников». «Заячьим ушам» пришлось с этим согласиться, и если они, как выразился Ворон, «бывшие отличники» или же у нас действительно имеется утечка, то существование объекта «Л-III» для них не явится тайной. Да, по официальной версии.

То, что собирается делать Стилет на самом деле, уже не укладывается ни в какие рамки. Вряд ли бы Деду удалось в скором времени получить санкцию на проведение подобной операции, поэтому всю ответственность за происходящее Дед полностью принимает на себя. Хотя — и теперь Дед в этом уверен — они поступают единственно возможным образом. Да — и это надо признать чем быстрее, тем лучше, — их водили за нос, как идиотов, их сделали, как последних сопляков; некоторое время назад он вдруг ощутил, на пороге какой бездны они находятся и в какую роковую игру с ними играют. Но у него не было доказательств, лишь только интуитивная убежденность. Могучая, как горный поток, но ее вовсе не достаточно, чтобы получить санкцию на проведение операции, предложенной Стилетом. На сбор доказательств требуется время, которого нет. И все же Дед вынудит «заячьи уши» совершить первый шаг. Потому что кем бы они ни были, то, что собирается сделать Стилет, застанет их врасплох. Они уже почти празднуют победу, и они действительно почти сделали нас в хвост и в гриву. Но этот ход лишит их всех козырей. Подобные ходы не просчитываются. «Бывшие отличники», конечно, подготовились к форс-мажору, но вряд ли они учли одну сумасшедшую возможность (по правде говоря, ее и Дед не предполагал, пока вдруг не понял, что Ворон абсолютно прав и в создавшейся ситуации это единственно возможный выход), и что именно эта сумасшедшая возможность заставит их вылезти из капусты. Если, конечно, все закончится успехом. Подобные акции почти не имеют шансов на успех. Но в ситуации, когда они единственно возможные, они единственно возможные… Поэтому Дед принял всю ответственность на себя. «Игнат, сумасшедший ты мой солдатик дорогой…»

О том, что происходит на самом деле, знают только единицы. Сейчас старый боевой товарищ Деда, замотдела по борьбе с терроризмом, вместе с Рябчиком выезжают на диспетчерский пункт аэродрома, потому что подобными операциями можно руководить только оттуда, лейтенант Соболев и все шифровальщики брошены на дискету, а Дед остается здесь, внимательно следит за тем, когда появится заяц, и молит Бога, чтобы у Стилета все закончилось благополучно.

Поэтому что Дед мог сказать Галине? "Да, твой муж появился и пока все в порядке. Но видишь ли, милочка, то, что он собирается делать дальше, вообще уже не умещается ни в какие рамки. Видишь ли — в чем дело, дорогуша, твой муж сумасшедший. Может быть, я и имею какое-то отношение к этому, может, это и я сделал его таким (лучшим, Галина, самым лучшим!), но замуж за него ты вышла по собственной воле. Поэтому готовь-ка лучше ужин, милая. К этому времени все уже будет закончено. И либо твой мужик явится домой и спокойненько, словно он весь день отсиживал зад в чиновничьем кресле, примется уплетать ужин — только, боюсь, тебя весьма удивят запутавшиеся в его волосах кусочки неба, — либо вместо него появлюсь я. И перед тем как сказать то, что мне уже приходилось говорить таким молодым женам, превращенным этими кусочками неба во вдов, я сниму головной убор.

Видишь ли, Галина, жизнь — сложная штука… Только на этот раз, милый Галчонок, нам придется поплакать вместе".

Но нет, конечно, ничего подобного Дед говорить не стал. Он лишь успокоил Галку, сказав, что все в порядке. Просто ее муж, Стилет… Просто он находится в местной командировке (и ты можешь его увидеть, если очень долго будешь смотреть в небо, а потом быстро закроешь глаза). Все в порядке. Он в местной командировке, которая так или иначе закончится к пяти часам вечера.

Четверг, 29 февраля

14 час. 37 мин. (до взрыва 2 часа 23 минуты)

Объект «Л-III» находился в нескольких километрах от Кольцевой дороги столицы и от большого магистрального шоссе, уходящего на юго-восток; он был укрыт чудным сосновым бором. Постоянно взлетающие вертолеты и легкие самолеты вряд ли позволяли говорить об этом объекте как о секретном, хотя все проезжавшие мимо знали, что рядом находится какой-то аэродром, вроде бы испытательный вертолетный полигон, и иногда указывали попутчикам на кружащий в небе грозный «камов», лучший боевой вертолет в мире, прозванный в нашей и в западных армиях «Черной Акулой»… От большого магистрального шоссе через сосновый бор была проложена асфальтовая дорожка, ведущая прямо к контрольно-пропускному пункту аэродрома. На объекте «Л-III» действительно испытывали новейшие модели боевых вертолетов, но за последние несколько лет режим секретности значительно ослаб, и наряд, дежуривший на КПП, был весьма удивлен появлением большой группы спецназа в маскировочной форме и снайперов, взявших под прицел подъездную дорожку. Затем поползли слухи о вертолете, ждущем на взлетной полосе, о том, что его загружают каким-то странным оборудованием, что все делается на удивление быстро. Потом появилась группа ВоенТВ с камерами и средствами спецсвязи, также отправившаяся к этому загадочному вертолету, — что-то происходило. Объект «Л-III» замер в ожидании каких-то необычных событий.

Старший наряда на КПП сержант Сонин вышел покурить на свежем воздухе. Он потопал сапогами по снегу, сделал затяжку и улыбнулся.

До приказа Сонину оставалось всего четырнадцать дней, а там, через месяца полтора, дембель. Вот он, дембель, уже виден, и «молодежь» каждую ночь после отбоя отсчитывает «дедушке» дни — ежевечерний ритуал.

— Караси?!

— Мы!

— Сколько до приказа?

— Четырнадцать дней…

— Не дай Бог кто ошибется, сынки!…

Потом, после приказа, рота перестанет обращаться к нему «товарищ сержант», а только Андрей Васильевич — все, закончена служба, нет больше сержанта Сонина, теперь он — гражданин… И уже восемьдесят шесть дней каждый завтрак Сонин отдает масло своему «карасю» — мы их и дрючим, мы их и кормим: как сто дней до приказа — все, «дедушке» масло не положено, отдай «молодежи»… Рассказывали, что раньше служба на «Л-III» была хуже загранки: ни тебе отпусков, ни увольнительных, хотя вот она, Москва, рядышком. Теперь такого режима секретности нет, люди практически сами себе предоставлены, только в наряды ходят, вот и вся служба. Теперь и загранки-то никакой нет. Все — воюем на собственной территории. Позор, державу растеряли… И хорошо, что хоть в Чечню не угодил, сколько там необстрелянных пацанов полегло… Теперь уже не угодишь — четырнадцать дней, а дальше — пошли вы все!… Да, война не коснулась Сонина, служба прошла спокойно, удалось наладить кое-какие связи, и очень хотелось бы после дембеля остаться в Москве. Здесь жизнь, здесь бабки, а дома — шиш с маслом и спивающиеся кореша. Матушка пишет, мол, кто раньше тебя из армии пришел — все, хана, уже половину дружков погубила водка…