Балтийская рапсодия - Александр Харников

Убивать как самоцель – это не для меня, а вот первое боевое задание – очень даже для меня. Ведь ни в Чечне, ни в Грузии мне повоевать не удалось. Год назад я попробовал отпроситься «в отпуск», чтобы съездить на Донбасс к «кузену». Но мне доступно, на «командном матерном» разъяснили, чтобы я не лез туда, куда кобель свои причиндалы не совал, и что откуда у помеси испанцев с кубинцами может быть кузен на Донбассе. Мне еще присовокупили, что если я отправлюсь туда в самоволку, то могу уже оттуда не возвращаться. И моя карьера в качестве командира морской пехоты дважды Краснознаменного Балтфлота накроется медным тазом.

Никогда я бы и не подумал, что мое боевое крещение состоится здесь, на Балтике, на Аландах, да еще в XIX веке.

А на остров Престэ мы высадились, как только начало светать. «Раптор», выгрузив нас, забрал двух «ихтиандров» со всей их снарягой. Как я и просил, Паша Мишин оставил в живых одного из обнаруженных им французов – мне хотелось попрактиковать французский, ну, и заодно узнать, вдруг у лягушатников появились какие-то еще неизвестные нам планы.

Увы, но сержант, который командовал французским секретом, к тому времени уже превратился в «груз двести». Ну, тут все понятно – разбираться с лягушатниками нашим «ластоногим» пришлось ночью, в спешке, и у них просто не было ни времени, ни возможности спрашивать у каждого из них: «Ты носорога?» Тут требовалась ловкость рук и быстрота. Так что трофеем, который они оставили мне, оказался рядовой, ожидавший меня спеленатый, как младенец, с ужасом на лице, скотчем на пасти и, судя по запаху, как младенец же, наложивший полные памперсы «повидла».

Оказалось, что рядовой сей по-французски говорит намного хуже, чем я. Но акцент его показался мне смутно знакомым. Дело в том, что моя прабабушка была из басков и с моим дедом говорила в разные дни по-испански и по-баскски. Мой дед делал то же самое со своими сыновьями, и мой отец точно так же заставлял меня говорить по-баскски хотя бы раз в неделю. А когда я ездил к деду, так тот вообще переходил на баскский.

Может быть, именно поэтому мне так легко даются языки – ведь я с детства знал не только русский, но и испанский, баскский и даже немного шведский – у моей мамы были и шведские корни. И детей своих, когда они у меня появятся, я тоже буду учить всем этим языкам. Но сейчас я поблагодарил Господа за знание именно баскского.

Я спросил у вонючки:

– Zara euskal? – Ты баск?

Тот встрепенулся и затараторил на этом языке. Оказалось, что звали его Арратс Эзкибел, и происходил он из провинции Лапурди во французской части баскского региона. Он попросил меня как земляка спасти его от этих страшных русских, которые на его глазах убили всех его товарищей.

Он честно рассказал мне все, что слышал и что знал. Но, увы, ничего интересного я от него не узнал. Разве только то, что других секретов у французов, по его словам, на острове не было – после неудачной атаки на башню Престэ здесь оставили только его отделение, а остальных отправили обратно, на ту сторону пролива. И он так жалостливо смотрел на меня, что я решил не убивать беднягу, сказав ему, чтобы сидел тихо и не рыпался. Я снова заклеил ему рот скотчем и привязал его к дереву у места нашей высадки.

Теперь мне оставалось только ждать, когда вражеские корабли войдут в пролив и подставят под наш огонь свои борта. А потом начнут взрываться корабли на рейде. Пашины «ихтиандры», наверное, уже заминировали какие-то из них. Про один Паша мне сказал – это был стопушечный «Аустерлиц». Сказать честно, и мне не нравилось его название. Наполеон III специально направил его на Балтику, чтобы продемонстрировать нам свое превосходство. Дескать, мы вам, варвары, устроим новый Аустерлиц! Сидите там в вашей дикой Московии и не рыпайтесь!

Тем временем корабли, которые должны были войти в пролив, снялись с якоря и начали движение. Я не знал, кто есть ху, и рассматривал их в бинокль, стараясь прочитать названия. Но расстояние было пока слишком большим, а названия обычно писали на корме. Первым шел небольшой колесный пароход. Двигался он тихо – фарватер хотя и провешен, но был очень узким, и малейшее уклонение в сторону грозило посадкой на мель.

Этот корабль я велел пропустить. Нашими целями должны были стать два последних корабля.

Один из них был фрегат «Леопольд» под английским флагом. Второй – винтовой линейный корабль «Амфион», который тоже шел под тем же флагом. Я решил – начнем с британцев. А по французам – по остаточному принципу. Дождавшись, когда последний в колонне корабль вошел в пролив, я произнес в микрофон радиостанции: «Внимание!» – а потом, спустя секунд десять: «Начали!»

Первыми заработали снайперы. Сначала были убиты рулевые и сигнальщики, сидевшие на марсах и наблюдавшие за берегом. Последние были опасны для нас тем, что они сверху могли обнаружить наши огневые точки и сообщить о них командирам кораблей.

Крупнокалиберные пули разрывали тела людей на части. Шум паровых двигателей заглушал выстрелы обычных снайперских винтовок, «выхлопы» же работали бесшумно. На «Амфионе» рулевой, которому пулей разнесло голову – в бинокль мне хорошо были видны подробности, – упал, резко повернув при этом штурвал. Фрегат рыскнул в сторону и выскочил носом на мель. От удара несколько человек упали за борт, а оставшиеся на палубе повалились с ног.

В этот момент двое морпехов со «шмелями» высунулись из-за камней и с расстояния каких-то ста метров выстрелили по фрегату. Термобарическая ракета влетела в открытый пушечный порт «Амфиона» и взорвалась там. Похоже, что вслед на БЧ сработали и лежавшие у корабельных пушек пороховые заряды. Палуба «Амфиона» вспучилась от внутреннего взрыва. Вторая ракета – зажигательная, попала в борт корабля. Полуразбитый корабль охватило пламя.

Не жилец, подумал я. Потушить его команде вряд ли удастся. Если что, добавим по нему еще из «Корнетов».

– А теперь по следующему! – скомандовал я в микрофон.

«Леопольд», которому пока доставалось лишь от снайперов, попытался оказать сопротивление. К его штурвалу подбегали все новые и новые матросы. Их убивали, но к рулю корабля, разъезжаясь ногами по скользкой от крови палубе, бежали очередные смертники. Я даже немного зауважал лаймиз. Впрочем, я их понимал. Потеряв управление, фрегат превратится в плавучую мишень, которая в этом проливе будет гарантированно уничтожена. Наглядным примером тому стал горящий «Амфион». Надо было побыстрее уконтропупить этого «кота Леопольда».

– Ну-ка, ребята, – скомандовал я, – зафигачьте ему пару «корнетов» в бок!

Операторы взяли на сопровождение фрегат, а потом произвели два пуска. Ракеты, вылетев из пускового контейнера, развернули свои четыре складных руля и по наведенному на борт «Леопольда» лазерному лучу помчались к цели. Первая ракета с тандемной боевой частью воткнулась в борт фрегата. Лидирующий заряд проломил борт корабля, а основной кумулятивный заряд взорвался на пушечной палубе «Леопольда». В отличие от «Амфиона», внутренний взрыв оказался не таким мощным, но начавшийся внутри фрегата пожар не оставил британцам никаких надежд на спасение. Вторая ракета, стартовавшая секунд на пять позже, была оснащена термобарической боевой частью. Она попала в борт корабля и, взорвавшись, проломила в борте «Леопольда» огромную дыру. Пожар усилился, и вскоре два огромных костра пылали у входа в – пролив.