У ангела болели зубы… - Алексей Николаевич Котов

с пляжа и вернулись, потому что так захотел Сашка. А я не смог остановить его. Вы тоже пытались оттолкнуть его, но не смогли.

На лице Лены появляется растерянная улыбка:

– Вы и это помните?

Я опускаю глаза и киваю. Мне уже кажется, что я схожу с ума: сходство Лены и «Наташи Ростовой», каким бы невозможным оно не было, все-таки огромно. Горестно заламывающая руки графиня каким-то самым фантасмагорическим образом похожа на юную, неопытную девушку.

Мне нужно что-то сказать вслух и я говорю:

– Как вы живете, Лена?

– Отлично!.. – Лена вытирает платком глаза и улыбается. – Просто превосходно. Знаете, зачем я подошла к вам? Чтобы рассказать, что я наконец-то выхожу замуж, и чтобы вы потом рассказали об этом Сашке.

– Вы до сих пор злились, что он не пришел на свидание в субботу?

– Я и злилась, и ревновала. Я ведь видела, как он смотрел на пляже на ту девочку в синем купальнике…

– Не помню такого, – быстро вставляю я.

– Ах, не надо!.. – спрятав в сумочку платок, Лена делает удивительно грациозный то ли прощальный жест, то ли взмах кистью руки с помощью которого подзывают официанта. – Да, наверное, я ревновала и очень сильно. Я три дня дразнила Сашку, хотя ни разу не сказала вслух о причине своей ревности. Я водила его по улицам и смеялась над его шутками, а сама… Господи, да что же это такое?! – Лена снова достает из сумочки платок и прикладывает к глазам. – Мне было очень хорошо с ним. Очень легко и свободно. А еще… Чисто, что ли?

– Как это чисто? – не удерживаюсь я от вопроса.

– Сама толком не знаю. Ну, словно как-то по-детски, что ли?.. Мы ведь даже не целовались. А теперь, – Лена как-то излишне резко сует платок в открытую сумочку, на полсекунды наклоняет лицо и когда поднимает его, на нем уже нет слез: – А теперь я выхожу замуж и уезжаю.

Я отлично понимаю, что она уезжает за границу, но все-таки спрашиваю:

– Куда?

– Во Францию. У меня будет чудесный муж.

Я думаю: да-да, Настоящая Прекрасная Принцесса с лицом утонченной графини и чистыми глазами страдающей юной девушки достойна огромного счастья. А сейчас его – такого дорогого! – просто нет в России. У нас плохо работают даже дворники и медсестры. У нас счастлив только сильный, но это уродское счастье Карабаса-Барабаса.

К столику подходит рослый молодой человек с красивым, но неприятным, словно застывшим в усмешке, лицом. Он наклоняется к Лене и говорит:

– Элен, нам пора.

«Элен?!.. Почему вдруг Элен? – думаю я, но тут же спохватываюсь: – Ах, да, Франция…»

Молодой человек бросает на меня мимолетный взгляд и мне становится не по себе. В его ледяных, змеиных глазках нет ничего человеческого.

Лена встает:

– Да, к сожалению, мне пора… Прощайте, Алексей.

– Вы тоже прощайте… Лена.

Я чуть было не произношу «Элен», но вовремя сдерживаюсь.

Они идут к дверям кафе. Рослый красавчик чуть приобнимает Лену за талию. Она резким движением отстраняет его руку и отходит на шаг в строну.

Выйдя на улицу, парочка направляется к дорогому «Вольво». Красавчик садится за руль, Лена – на заднее сиденье.

Я почему-то думаю об ошибках, от которых никто из нас не застрахован. Каких ошибках?.. Понятия не имею!

– Красивая тетя, – говорит маленькая Женечка.

Я вздрагиваю и с удивлением смотрю на дочку.

– Я здесь, папа, – Женечка понимающе улыбается. – И я уже наелась. Кстати, где мой платочек?

У Женечки нет шикарной сумочки, но у нее есть карман папы. Мы идем к выходу. Женечка берет меня за руку.

– Красивая тетя, – повторяет она. – Только странная какая-то…

Она замолкает.

– Почему странная? – спрашиваю я.

Женечка долго думает и отвечает только тогда, когда мы выходим на улицу и погружается в теплое июньское марево.

– Она мне мышку напоминает, – серьезно говорит Женечка. – Мышку в мышеловке.

Фотография третья: храм, 20 мая 2012 года.

Загадка ночного сна в храме – непостижима. Чаще всего этот короткий сон действует как сильное лекарство – он освежает и уходит без следа. Как морская волна, наверное – она смывает чужие следы и не оставляет своих.

Смотрю на телефон: 04. 07. За окном совсем светло, но, судя по всему, солнца еще нет.

«Если нет, то скоро будет…» – простейшая мысль тянет за собой улыбку.

Улыбку над чем?.. Ни над чем. О чем?.. Ни о чем.

Я не помню, чтобы меня когда-нибудь тянуло в зевоту после сна в храме или хотелось потянуться. Ну, разве что если сильно выматываешься днем, вечером, ночью (мало ли какие проблемы у сторожа?) и сон продолжается до постыдной половины шестого. Тогда – да. Тогда утренний сон может навалиться как тяжелый медведь со всеми вытекающими последствиями вплоть до ломоты в пояснице, кашля и даже головной боли.

Встаю. Иду наружу. Благо, что не приходится одеваться – разве что надеть шлепанцы. В храме стоит удивительная тишина. Это не затишье временно угомонившейся улицы или сонное безмолвие спальни, тишина храма – совсем другая. Она – тишина высоты, чистоты и свободы.

Спускаюсь вниз по высоким порожкам и «закуриваю» электронную сигарету. Я так и не смог бросить курить по-настоящему. Ведь я – писатель. А когда пишешь, эта «собака» – сигарета – сама прыгает тебе в рот как настоящая собака в цирке через обруч.

Оглядываюсь и выпускаю струйку ароматного пара. Там, на дороге за тонкой полоской деревьев, катят «маршрутки» и автобусы. В салонах горит яркий, желтый свет похожий на свечной.

О мои ноги трется кошка.

Я улыбаюсь:

– А-а-а!.. Привет, безобразница.

Мы познакомились с кошкой еще осенью. Тогда она была еще худым, жалким и бело-рыжим котенком. Кошка жадно ела одно печенье за другим. Но потом, позже, она как-то устроилась… Потолстела даже. И теперь ее шубка удивительно чистая и мягкая. Я называю ее «Белые лапки, рыжий хвостик».

Я нагибаюсь и глажу кошку.

– Как дела?

Кошка громко урчит. Она часто приходит ко мне утром или вечером. Иногда мы гуляем по церковному двору. Когда я рядом, кошка становится очень смелой. Она может запросто сделать выпад в сторону пробегающей мимо собаки или вскочить на парапет лестницы, чтобы нырнуть под мою ладонь. Иногда мы так и поднимаемся к двери храма, я – по порожкам, кошка – по парапету.

Кошка поднимает голову и спрашивает меня: «А на ручки, пожалуйста?»

Я беру ее на руки. Урчание становится еще громче. Кошка смотрит по сторонам: «А там что?» – «Ой, а там?..»

Маленькое тело напряжено. Мир вокруг полон для кошки опасностей и