Знак Сокола - Дмитрий Хван

— Вот как, — буркнул Престкотт.

— О серьёзности отношения царя Михаила к Ангарии говорит срочное создание Тайного приказа с Беклемишевым во главе. Детали, касающиеся этого приказа, сейчас в глубокой тайне. А воеводу того охраняют стрельцы во множестве. Легче схватить одного из ангарцев, — сказал и тут же осёкся Томас.

— Чёрт возьми, Томас! Вы уже изволили попробовать, и что из этого вышло? — с готовностью накинулся на Тассера Вильям.

Томас порядком устал слушать нравоучения молодого самовлюблённого барана. Только то, что этот недоносок является помощником самого Хайда и действует по его приказу, останавливало седовласого Тассера.

«А что, если податься в Лондон?» — уныло подумал он.

— Давайте перейдём к Дании? — предложил Вильям. — Под бутылочку отличного испанского хереса. — Он кликнул сонного слугу, чтобы тот принёс господам выпить и поесть, чем немного смягчил сердце Тассера.

— Я не осведомлён насчёт Дании, сэр, — предупредил собеседника Томас, поёрзав на скрипучем кресле. — Кроме того, что прочитал в докладе купца.

— Этого мало? — удивился Вильям, выгнув бровь. — Если это, как вы говорите, русские… То так, походя, приобрести остров у Кристиана, а затем отдать его польскому протекторату…

— Ангарцы ведут свою игру, сэр. — Томас держал в руке оловянную чашечку, пока слуга наливал ему херес из бутылки тёмного стекла. — Вы думали об этом?

— Ха, — усмехнулся Вильям, глотнув обжигающего язык напитка. — Думал ли я? Уверяю вас — да! И что у меня получилось? Я набросал тут план для составления отчёта сэру Эдварду Хайду, — помедлил он. — Откуда-то с сибирского востока в Московию тайно приезжают послы некоей Ангарии, где имеют обстоятельный разговор с царём Михаилом. Они предлагают ему товары для торговли — мушкеты, зеркала и прочее, не столь важное сейчас, но, несомненно, нужное для нашего изучения. Причём послы знакомы с английской речью, общаются на ней свободно. Но используют странный диалект, наиболее близкий к лондонскому, если судить по бумаге, составленной ими на Дойла. Ангарцы сорят первосортным золотом. Это посольство имеет успех в Москве, после чего оно опять же тайно следует в Данию, где общается с королём Кристианом. Послы там также имеют успех, о чём свидетельствует наш осведомитель. Кристиан тоже испытывает ангарский мушкет, после чего ангарцы получают в распоряжение остров Эзель. Ну а потом явный визит к герцогу Курляндии — вассалу польского короля. Что нас ждёт здесь?

— Не знаю, — искренне пожал плечами Томас.

— А я знаю! — воскликнул Престкотт. — Вы можете представить себе армию Дании и орды московитов вооружёнными этими чудо-мушкетами?

— А куда направятся эти послы дальше, к польскому королю? — закашлявшись от крепости напитка, проговорил Тассер. — Швыряться золотом там?

— Возможно, — задумался Вильям, мучительно перебирая в памяти все обстоятельства этого тёмного и непонятного дела. Наконец его осенило. — Я понял! — возбуждённо прокричал он. — Готовится разлад наших союзников в европейской войне. Нам с вами нужно срочно поговорить с сэром Эдвардом. Мне нужен Патрик Дойл, срочно!

Тассер удивлённо посмотрел на Вильяма.

«А этот молокосос не так глуп», — подумал бывший член Московской торговой компании. Как ему показалось, он понял, что имел в виду Вильям.

— Я найду для вас отличную возможность ещё раз послужить королю и Англии, Томас, — продолжал говорить Престкотт. — Для вас и вашего молодого друга Патрика. Вы должны будете попасть на Эзель! Любыми способами, понимаете, любыми! И получить ангарский мушкет. Вы понимаете, что верным роялистам он необходим? Армия парламента более многочисленна, чем наша. В случае успеха вы не останетесь без должной щедрой награды от короля. Я надеюсь на ваш опыт купца и дипломата и думаю, дворянский титул будет вам достойной платой.

Маньчжурия, столичный город Мукден

Июль 7151 (1643)

Человек спешил. Под подошвами его мягких сапог скрипел гравий, причём в тишине, царившей вокруг, скрип этот отдавался в его ушах сущим грохотом. Делая очередной поворот по дорожке, окаймлённой камнем, он утирал выступивший пот на лице широким рукавом халата. Часто стоявшие часовые бесстрастно смотрели сквозь него, сжимая оружие. Наконец он выбежал на широкую прямую аллею и припустил по ней, не снижая темпа. Дыхание его было хриплым и частым, в боку кололо, будто горячими иглами, во рту пересохло, словно он не пил несколько дней, а лицо горело, наливаясь кровью. Лишь у ступеней дворца он позволил себе перевести дух и поднялся наверх, придерживая широкие полы бывшего когда-то белым халата. Его тяжёлое дыхание разносилось эхом по углам длинного и сумрачного коридора, который он миновал, напрягая последние силы, что ещё оставались после трудного возвращения по реке.

Оставив за собой два ряда красно-зелёных резных колонн и расписанные орнаментом стены, Лифань на пару секунд застыл у высоких дверей. А страх тем временем липкими холодными лапами уже хватал за горло. Теперь предстояло пробежать ещё один коридор — на сей раз ярко освещённый, с высокими белыми колоннами, с ещё более изумительной резьбой и яркими росписями на высоких стенах, где герои прошлого сокрушали кровожадных чудовищ, а воины в белых доспехах громили врагов. На одном дыхании он проделал этот путь и упал на колени в ноги мукденского амбаня — сановника высшего ранга, на буцзы которого был вышит танцующий белый журавль. Лифань не смел поднять глаз и даже перестал дышать. Амбань же не обращал внимания на вошедшего, поскольку всецело был поглощён вырисовыванием иероглифа. Наконец он закончил и, отложив в сторону писчие принадлежности, дал знак своим помощникам.

— Подними голову и отвечай на вопросы почтеннейшего амбаня, недостойный!

Лифань медленно чуть поднял глаза, уставившись на сапожки сановника и не смея взглянуть в его лицо.

— Императорская красная кисть, — амбань с немалым волнением пододвинул к себе свиток чжу би — резолюцию императора, написанную красной тушью, — доставленная сегодня из дворцовой канцелярии, говорит о том, что северных варваров необходимо наказать ещё раз. Прошлый урок не был ими выучен, и они снова бунтуют.

— Это другие северные варвары, господин, — дотронулся лбом до холодного пола Лифань, — у них иное оружие и…

— Что? — изогнул бровь чиновник и проговорил мягчайшим голосом: — Ты смеешь сомневаться в словах священного императора?

— Нет, господин! — взвизгнул Лифань.

— Любой чижень[11]смог бы наказать речных разбойников и разнести их крепостицу! — уже уничижающим тоном произнёс амбань. — Ты же, никчёмный, не смог сохранить войско, вернувшись с жалкими остатками. Вернулись только китайцы и халхасцы, большей частью раненые и слабые, а где храбрые маньчжуры?

— Они все погибли, господин. Они сражались смело, увлекая за собой прочих, — пролепетал чалэ-чжангинь.