Мой генерал - Татьяна Устинова

Для того чтобы сократить путь, идти пришлось через лес, поузкой, с растрескавшимся асфальтом дорожке, где она давеча упала, а потом они сФедором Тучковым Четвертым подслушали невероятно странный разговор Юли иСережи. Федор отмахивался от комаров и сетовал на то, что не захватил никаких«защитных средств», и, кажется, не придал странному разговору никакогозначения. Теперь, увидев сына Пашу, Марина была готова с ним согласиться.Пожалуй, Юля с Сережей могли разговаривать о чем угодно — совсем не обязательнооб убийстве!

Паша с Валентиной Васильной на роли убийц и шантажистовподходили гораздо больше. Они были даже… похожи на убийц, какими их показываютв кино. Особенно Паша с его бритой башкой и отсутствующим взглядом ящерицы.Интересно, на чем он приехал и откуда? Как бы узнать?

Марина бежала по дорожке и быстро соображала.

Может, подкупить сторожа на стоянке? Или заключить с нимпари, как в пьесе Джона Б. Пристли или рассказе Артура Конан Дойла?

Вы заключаете пари с хозяином бакалейной лавки, чтокуропатка, поданная к обеду, была подстрелена во Франции, а он вытаскиваетгроссбух и убедительно доказывает, что куропатка-то была коренной англичанкой!Вы платите ему три шиллинга — или полсоверена, в зависимости от отношенияавтора к бакалейщику! — и получаете возможность ознакомиться с записями,которые, конечно, не имеют отношения к родословной несчастной куропатки, затопрямо указывают на преступника.

Тут Марину внезапно осенило. Она даже приостановилась. Ну,конечно! Гроссбух! Как же она раньше не догадалась! Федор Тучков Четвертыйбудет просто поражен, когда она с небрежным видом расскажет ему, как именно всебыло! Ну, даже если не все, то главное она уж точно узнает!

Нет, не может быть, чтобы Вероника была их сообщницей.Скорее жертвой, как и тот несчастный, которого они утопили в пруду и привязалиего бессильные руки к склизкой свае, чтобы он не смог всплыть.

Марина вынуждена была приостановиться и несколько раз с силойвздохнуть. Мысль о трупе взволновала ее гораздо сильнее, чем ей хотелось. ФедорТучков ничего не должен об этом знать. Для него она — спокойная, хладнокровнаяи уверенная в себе, чтобы он даже думать не смел, что может запросто смущать еепоцелуями и обращаться с ней, будто она такая, как все — как Оленька, кпримеру!

Хладнокровная! Не смешите меня! Разве настоящая женщинапозволила бы так обращаться с собой, как Федор «обращался» с ней в бассейне!Разве она, эта настоящая, позволила бы ему потом называть себя на «ты», исовать руку в волосы, и держать сзади за шею! У Марины вдруг похолодела спина —то его движение было волнующим и очень интимным, как будто он имел на нее некоенеоспоримое право или что-то о ней знал такое, чего никто, кроме него, не могзнать. Это было интимнее, чем поцелуй. По крайней мере Марине так показалось.Может, от неопытности?

Разве настоящая женщина тридцати пяти лет может ни с того нис сего признаться мужчине в том, что у нее «никогда и никого»?! Господи, чтобудет с ней, Мариной, если мама узнает? Она узнает и умрет от горя, и бабушкаумрет от горя, и в их преждевременной кончине будет виновата только она сама.

Ужас какой-то.

Дорожка вильнула в заросли бузины, и прямо перед Марининымносом совершенно неожиданно оказались две спины — Вадима и Галки. Марине дажепришлось притормозить, чтобы не уткнуться носом в молодого человека. Вот былабы история. Ревнивая Галка, пожалуй, и физиономию может расцарапать.

— А я тебе говорю, что это она! — громко говорил Вадим.

— Ваденька, этого не может быть! Просто не может быть!

— Да точно она! Ну я-то лучше тебя знаю!

— Ну как, как она могла оказаться здесь?! Ты что, говорилей, куда поедешь?

— Ты че? С ума сошла? Жена до сих пор думает, что я в этой…как ее, блин… Алуште!

Марина знала, что подслушивать нехорошо — кажется, впоследнее время она только и делает, что подслушивает! — и стала ступатьосторожно, чтобы услышать еще немного.

— Ну и успокойся! Тебе все показалось.

— Да ничего мне не показалось, я же не безумная баба! Этоона. Черт возьми, теперь все расскажет! Что я должен делать?!

— Все равно все узнают! — злым голосом перебила его Галка. —Какая разница, сейчас или когда! Если сейчас, может, это даже и лучше.

— Это тебе лучше! А мне… лучше, чтоб никто, ни одна живаядуша!

Тут Галка, обладающая женской интуицией, оглянулась иоказалась нос к носу с Мариной. Та немедленно заулыбалась фальшивой улыбочкой.

— Здрасте, — пробормотала Галка ошалело. Вадим подпрыгнулкак ужаленный. Марине показалось, что глаза у него загорелись нехорошим огнем.

Марина перепугалась — вокруг молчал васнецовский лес,казавшийся странно глухим, как будто до человеческого жилья было по меньшеймере километров сорок, — и понесла нечто несусветное:

— Здравствуйте. Можно я… мимо вас пробегу? Я так тороплюсь,у меня еще партия в бильярд, то есть в теннис, Вероника просила не опаздывать,а я решила прогуляться и теперь точно опоздаю. Как вы думаете, она менядождется или убежит? Я хорошо играю в бильярд, а вы?

— Мы не играем, — отрезал Вадим, разглядывая ее всеподозрительней. Кое-как Марина протиснулась мимо них и бросилась вперед.Ушибленная нога не нашла лучшего времени, чтобы полоснуть по всем нервнымокончаниям хлесткой — до слез — болью. Преодолевая себя, Марина еще прибавилаходу, а потом оглянулась. Двое стояли на дорожке и смотрели ей вслед.

Струсив, Марина свернула с дорожки и заковыляла к беломусанаторному корпусу прямо через заросли бузины и орешника. То ли бузина, то лиорешник оставляли на майке длинные и тонкие белые нити, похожие на слюни.Марина брезгливо отряхивалась. Пожалуй, она тоже «дитя мегаполиса», какОленька. Нет, лес — это замечательно, но только когда он не оставляет слюней натвоей любимой майке!

В бильярдной Федора Тучкова не было. В помещеньице,прокуренном до такой степени, что даже от стен несло застарелым табачным духом,в густых и душных сигаретных облаках двигались несколько патлатых юнцов,изображающих на лицах пресыщенность и недовольство окружающим миром — в пятнадцатьлет почему-то считается шикарным быть пресыщенным и недовольным.

Куда делся Тучков Четвертый?! Куда запропал?

Он может быть где угодно. На процедурах — что там ейдумалось про мужчин эпохи Возрождения и геморрой?! На романтической прогулке сОленькой и ее романтической мамашей. Он может читать газету, пить в баре кофе,дремать на теплой лавочке, играть в шахматы с Генрихом Яновичем. Он можетделать все, что ему заблагорассудится, и с чего это она взяла, что вот так,быстро и просто, найдет его и выложит все, что знает, а он станет внимательно исочувственно ее слушать!