Тень фараона - Сантьяго Мората

Мне никогда не приходилось никуда ходить ночью, тем более оказываться в пустыне. Всю жизнь я избегал темноты, зная, что она населена ужасными демонами, но теперь оказался в полном их распоряжении. Любой шорох, любой отблеск света луны на камнях, любое движение насекомых представлялось мне приближением злого духа, который пришел за моим беззащитным Ка, и у меня замирало сердце. Я думал, что умру от страха. Сжимал оружие, рассчитывая, что во всяком случае сумею защититься от человека или демона, и при каждом шорохе безотчетно принимался размахивать мечом.

Но вот я начал понимать, что жуткие демоны, пугавшие меня, – это всего-навсего насекомые, отблески света или даже звук моих собственных шагов по пересохшей земле. И попытался успокоиться. Рука с мечом, затекшая от напряжения, расслабилась, пальцы, до боли сжимавшие рукоять, разжались. Я сел и, когда присмотрелся, увидел, как вокруг разливается лунный свет.

Я обнаружил, что ночь дает прибежище животным, которые днем не осмеливаются выйти на свет, боясь ужасной жары, а сейчас, благодаря тому, что я сохранял неподвижность, отважились выбраться из своих убежищ и попали в поле моего зрения. Но даже поняв это, я испугался небольшой лисы, решив, что она может оказаться каким-то могучим духом, но лиса, принюхавшись, не обратила на меня внимания и тихонько прошла мимо в поисках добычи.

Теперь, когда я расслабился, глазам моим, казалось, открылся новый мир, и я мог только удивляться дикой красоте этого полного жизни места.

Я не терял бдительности, имея в виду как возможных лазутчиков, так и собственную безопасность, и мне пришлось убить парочку змей, которые подползли слишком близко. При этом я наслаждался красотой и прохладой ночи, светом луны и жизнью, проявления которой становились заметными после заката.

Мне никогда раньше не приходило в голову, что обитатели пустыни оживляются по ночам. Было вполне логичным то, что они берегутся от удушающей дневной жары и вольно себя чувствуют в темноте, но даже такое мое открытие казалось чем-то волшебным.

Всю жизнь я обожал солнце и, даже живя во дворце, опасался наступления темноты. Я наивно полагал, что все животные ночью прячутся, чтобы избежать встречи с демонами.

Вновь мои убеждения были опровергнуты, но на сей раз это оказалось приятно, потому что по дороге сюда я трясся от страха, готовясь встретиться с темными духами, воплощенными в змее, лисе, шакале, летучей мыши и прочих. На самом же деле животные выходили на охоту, причем боялись гораздо больше, чем я. Это показалось мне таким забавным, что я громко расхохотался. Непонятно, почему мне было так хорошо. К моему удивлению, ночь словно придавала мне сил, чего я и представить себе не мог.

Одно сочеталось с другим, а старые истины рушились, что подтверждало мою собственную теорию.

Тишина и красота ночи успокоили мою душу и наполнили ее надеждой. Мои мысли стали очень четкими, чего я не ощущал годами. Меня радовала возможность познавать мир самому, а не пользоваться плодами нудного обучения дворцовых наставников. Я пробыл во дворце довольно долго, и потому мне было непросто приспособиться к жизни за его пределами.

Мысленно я видел дворец, где прожил столько лет, и в нем Нефертити. Я представлял ее печальной, подавленной. Ее тяготили обязанности фараона и данное мужу обещание поклоняться определенному богу. У меня рот открылся от удивления: ведь она, как и я, поклонялась Эхнатону!

Довольно скоро я осознал собственную слепоту. Это меня раздосадовало, потому что признать ее мне мешали гордость и чувство вины.

По иронии судьбы именно во тьме ко мне пришла ясность мысли, необходимая, чтобы заметить очевидное.

Нефертити всегда терзали сомнения, только они рассеивались благодаря ее любви к мужу, воплощавшему идеалы любви и добра, этого миража, обожаемого всеми нами. Сомнения еще усилились в связи с ухудшением его состояния, моральным падением его сына Тута и пониманием собственной слабости как фараона.

Нефертити думала, что после восхождения на трон ощутит в себе огромную силу и сможет справиться с царскими обязанностями, ведь она стала одновременно дочерью Атона и его супругой, но ничего такого не произошло, мир сделался еще больше, и сомнения, так долго не дававшие ей покоя, вернулись. Ее терзания не позволяли ей снова уверовать в Хатхор, поддерживавшую ее, хотя самой Нефертити казалось, что помощь богини невелика. Она оказалась вдвойне одинока. Без мужа, без бога, а теперь еще и без советника.

Я наконец понял, почему был так нужен ей, ведь я казался стойким в своей вере, что придавало Нефертити сил, которых ей не хватало. Но мы оба ошибались.

Я почувствовал себя дважды дураком. Ослепленный излишней гордостью, я был далек от того, чтобы понять и утешить ее, и отвечал ей с гневом, наперекор, провоцируя ответную ненависть.

Меня охватило желание бежать к ней и обнять ее, и объяснить, что понимаю ее и разделяю ее сомнения. В открывшейся мне красоте ночи я смог постичь правду, простую и ясную, ускользавшую раньше. Мне хотелось дать царице свою любовь и уверенность, в которых она так нуждалась.

Но я не мог этого сделать. Пусть все идет своим чередом, раз уж я оказался здесь. Я должен выполнить свою задачу. Да и наша ссора была недавней. Нужно, чтобы царица остыла, чтобы она поняла меня, как я понял ее сейчас. Да к тому же и гордость не позволяла мне убежать, обманув ожидания отца.

Только проявив себя здесь должным образом, я мог вернуться, чтобы попросить прощения и предложить свою безоговорочную любовь.

Мне стало гораздо легче. Казалось, тело черпает энергию из ночной свежести, как Эхнатон получал ее от солнца, и я чувствовал себя сильным как никогда.

Синяки уже не так болели. Мышцы, привыкнув к огромным нагрузкам, окрепли. Мое умение обращаться с оружием росло, а за эту ночь, когда я открыл для себя новый источник энергии и спокойствия, возросла и моя уверенность в себе.

Рассвет застал меня улыбающимся, свежим и бодрым, и на меня смотрели, будто я сошел с ума. Ведь я впервые стоял в карауле!

Я проспал всего несколько часов, но проснулся с улыбкой, чувствуя себя отдохнувшим. С удовольствием пошел тренироваться с великаном-нубийцем, чье имя мне до сих пор не было известно. Вручив мне лук и несколько стрел, он показал мне мишень. Я подумал, что вряд ли сумею в нее попасть, так как она находилась далеко.

Я внимательно осмотрел свой короткий лук. Оценил его, прикинув вес, натянув тетиву и изучив стрелы, понимая, что для нубийца это выглядит, как какие-то детские игры.

Он взглянул на меня с любопытством. Наверное, ему было смешно смотреть на то, как я радуюсь, что на этот раз обойдется без всяких ударов и мне не придется быть его мишенью. Я по-прежнему пропускал удары, но уже начал наносить ответные, заставляя его иногда рычать от боли.

Я сделал вдох и поднял лук, прикидывая, под каким углом надо пустить стрелу.

Спокойно прицелился, изо всех сил натянул тетиву и отпустил, ожидая очередного унижения, как если бы нубиец стал заставлять меня принести стрелу из ада, куда я ее отправил.