Украинская трагедия. Технологии сведения с ума - Семен Уралов

подтянет явку и на очередных выборах перечеркнет карьеру евронационалистов, как уже бывало со многими политическими силами. Выборы не отменишь. Избирательных прав «неправильных» граждан не лишишь. Хотя разговоры о неполноценности «совков» евролибералы вели давно. Доктрина украинского национализма предполагает поражение в правах русскоязычных по принципу, реализованному в Латвии.

Государственный переворот 2014 года закрыл этап «свободы слова», «публичной конкуренции», «плюрализма мнений» и «оппозиционных прав», которые фетишировались с 2004 года как главные достижения.

После ухода Крыма в Россию часть общества объявили вне закона. Но это не помогло. Поэтому организовали показательное 2 мая в Одессе. Но даже массовые убийства не могли остановить бурление общества Новороссии. И последовало 9 мая в Мариуполе. Остановиться уже не представлялось возможным.

В 2014 году вожди Евромайдана понимали, что власть может уйти как вода сквозь пальцы. По факту они контролировали только Киев и Львов, в то время как четыре мегаполиса были явно на стороне Антимайдана. При мирном течении событий команда Евромайдана проиграла бы ближайшие выборы.

Весна 2014 — лето 2015 года — срок, за который было изнасиловано общество мегаполисов Новороссии. Летом 2015 года общество постУкраины уже находилось в состоянии ненормальности. В этот период власть в Харькове, Одессе и Днепропетровске отдали олигархии с опэгэшными методами работы. Днепр и Одессу получила команда Коломойского, Харьков поручили Авакову. Сотни арестов и тысячи уголовных дел, исчезновения людей, уличные банды с домашними адресами «сепаров»; продажная милиция, которая задерживает человека на несколько часов, а затем отпускает из участка в руки «правого сектора» с обрезками труб и битами.

Принцип № 16

Как общество переживает стресс

Общество не так велико, как кажется. Людей в городе может быть очень много, но почти все они предсказуемы, потому что движутся согласно алгоритмам, которые задает город экономикой, культурой, образом жизни. Отсюда — час пик в метро и проблемы с парковкой у супермаркета по субботам.

Совсем иначе ведет себя общество в состоянии стресса. Большинство людей ориентируются на авторитеты: смотрят на более богатых, опытных и успешных, чтобы принять собственные решения. Например, в полуторамиллионном Харькове есть несколько тысяч человек, которые задают социальный ритм. Назовем их «лучшие люди города». Они связаны друг с другом невидимыми социальными нитями — на уровне семей, капиталов, активов, интриг, подстав, дружбы и долгов. От каждого зависит коллектив, а кроме того, есть «связи влияния» за пределами города. Если эти люди начнут паковать чемоданы и вывозить родных, через несколько дней весь город будет стоять на ушах.

В спокойное время гражданин живет по отработанным социальным алгоритмам — так едет на работу, здесь лечит зубы, там пьет пиво, тут обедает. Но когда общество попадает в ситуацию стресса, алгоритмы нарушаются. Привычный образ жизни ломается, а вместе с ним — уверенность в собственных силах. Человек не может принять решение. И создается идеальная ситуация, усиленная когнитивной войной. Либо когнитивная война создает ситуацию стресса.

Аналогично устроена жизнь города в период политического стресса — Майдана, переворота, бунта. Горожанин растерян, ищет подобных себе.

На первом шаге люди собираются на площадях — эта культура поведения жива с библейских времен. Любой стихийный митинг, каким бы стихийным он ни был, дает начало самоорганизации.

На втором шаге обычно появляются сотни организаторов, претендующих на роль главного. Выстраивается иерархия. Возникают мегафоны и сцена, затем — микрофоны и колонки.

На третьем шаге доступ к микрофону начинают контролировать, возникает местная цензура.

Любой политический стресс проявляется в уличной политике. Люди сбиваются в группы и идут на митинг, чтобы упорядочить свою жизнь, разрушенную стрессом. В этот момент им нужны максимально простые ответы на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?».

На толпу из 5–6 тысяч найдутся 5-10 человек с подходящими навыками организаторов и ораторов. Они сразу выдвинутся в первые ряды.

Мегаполисы, города и райцентры Новороссии бурлили. Митинги в выходные собирали десятки тысяч человек, а социологи фиксировали острое (до 80 %) непринятие госпереворота под брендом Евромайдан-2014. Подавить движение народных масс можно было только жестоким террором, который развернулся на постУкраине весной 2014 года и продолжается до сих пор.

Чтобы подавить уличный протест, были арестованы либо изгнаны те самые 5-10 человек на 5–6 тысяч. «Лучшие люди города» получали постоянные предупреждения от органов, вооруженных националистов, губернатора и ОПГ — мол, помогать митингующим не надо. Наоборот, лучше повлиять на коллективы так, чтобы они сидели тихо или шли на море.

Одновременно в течение года прошла зачистка так называемого Антимайдана: посадки и принуждение к эмиграции активистов левых, пророссийских и сепаратистских движений. В городах вроде Харькова или Одессы это коснулось сотен людей.

Ненормальность прививалась обществу постУкраины постепенно. Сначала нормой стало поржать в соцсетях над шуткой о «жареных колорадах» и шашлыке из «сепаров» 2 мая. Из месяца в месяц показывали примеры нового террора, которым упивались в личных бложиках интеллигенты, евролибералы и инфлюенсеры. Нормой стали самовзрывающиеся кондиционеры и разорванная бомбой мать с ребенком в Горловке.

Преступление перестало быть преступлением, если оно направлено против России, русских, «сепаров», пятой колонны и т. д. Убийство изменников и предателей превратилось в лицензированную деятельность, а при СБУ существуют организации националистов на субподряде для незаконных силовых акций. Скажем, у вас есть конкурент по бизнесу и вы хотите ему насолить. Сначала заказываете пару публикаций в местном интернете о том, какой он «сепар». Затем натравливаете на него банду отморозков с бандеровскими флагами. И нанимаете ее не на улице, а получаете проверенных исполнителей по рекомендации знакомого офицера. Примерно так разворачивался террор, который лежит в основе ненормальности общества постУкраины.

Смещение норм в сторону откровенного бандитизма и неофеодализма не могло не сказаться на общественной морали. Когда террор становится социальным регулятором, повышается роль стукачей. Люди начинают видеть в соседях и коллегах доносчиков.

Общество постУкраины взято в заложники 2 мая 2014 года. После начала СВО заложнику приставили к виску пистолет и взвели курок.

Выводы и прогнозы

Ненормальность общества постУкраины еще предстоит изучить, когда будет открыт доступ к архивам спецслужб. Тогда мы поймем, как именно устроили террор и сколько так называемых сепаров отработали. Вероятно, мы не получим точных цифр, но раскрыть механизмы и технологии террора стоит. Для нормализации постУкраины и просвещения российского общества это будет полезно.

Социология ненормальности

С 2014 года украинское общество находится в состоянии ненормальности, поэтому изучить его полноценно сейчас не представляется возможным. Это все равно что брать пробы воды в реке, когда выше по течению сливают отходы. Можно понять лишь степень отравления, то есть в данном случае — нацификации