"Мы не дрогнем в бою". Отстоять Москву! - Валерий Киселев

От Крейзера Гришин знал, что резервы на подходе, но будут они лишь через несколько дней, и сейчас все зависит от одного: хватит ли у противника сил для последнего натиска. По данным разведки, их танки большей частью ушли на Тулу по шоссе, на которое им все же удалось выйти, и под Ефремовом оставалась лишь пехотная дивизия численностью не менее трех-четырех тысяч человек.

К вечеру 20 ноября гитлеровцы ценой серьезных потерь, предпринимая отчаянные усилия, сумели частично овладеть Ефремовом[8]. В ходе боя удалось установить, что против дивизии Гришина действуют два полка гитлеровцев, а в Ефремове – один.

С утра 21-го гитлеровцы не атаковали. Даже мелкими группами. Только вели беспокоящий минометный и пулеметный огонь. Полковник Гришин понял, что противник на его участке выдохся. Днем он приехал к Фроленкову и дал ему приказ наступать на Медведки.

– И овладеть селом! – подчеркнул Гришин. – Надо бить их, пока они думают, что мы не можем наступать.

А утром 22 ноября полковник Гришин узнал от генерала Крейзера, что ночью к Ефремову подошли две стрелковые, кавалерийская дивизии, артполк и танковая бригада.

– Ну, кризис миновал, Петр Никифорович, – с облегчением сказал Гришин Канцедалу, – тяжелейшая была неделя, давно такой не помню.

– Да, все на нервах, все на волоске держалось, и не только у нас. Весь фронт в страшнейшем напряжении. Сводки слушать не хочется, – вздохнул Канцедал. – Немцы-то у самой Москвы стоят…

– Ничего, теперь не возьмут, если до сих пор не взяли, – сказал Гришин. – Выдыхаются везде, чувствуется и по сводкам, и по газетам. Итоги боев подвел, Алексей Александрович? – спросил он Яманова.

– За три недели уничтожили двадцать пять танков, столько же автомашин, до семисот гитлеровцев, – спокойно доложил Яманов.

– Ну вот, за неполных пять месяцев войны только мы, считай, танковую дивизию уничтожили, – с гордостью произнес Гришин.

– Нам и досталось, не дай бог еще кому-нибудь столько, – сказал Яманов, – и надеяться, что хоть немного дадут теперь отдохнуть или на переформировку отправят, как других, бесполезно.

– Крейзер сегодня сказал мне, что не сдали бы Ефремов – были бы мы гвардейцами, – с досадой сказал Гришин.

– Так не мы же сдали! – возмутился Канцедал.

– Все равно. Хотя к нашей дивизии никаких претензий нет, воевали все добросовестно.

– Да, в такое время и такой приток в партию, это какой же показатель уверенности в победе, – сказал Канцедал. – Вчера пошел вручать партбилеты к Гогичайшвили, так из десяти кандидатов четверо уже убиты. Наводчик Фляга погиб за час до вручения. Так вместо убитых еще шестеро в полку заявления в партию подали. Вообще у бойцов подъем царит необычайный. Хватит, говорят, отступать, вперед пора, немец устал больше нашего.

– Наступать, – усмехнулся полковник Гришин. – Было бы чем… И на сколько нас в наступлении хватит… Да и немец, по-моему, не так уж слаб, наступать пытаться еще будет.

Несколько дней на фронте дивизии было тихо, но 29 ноября гитлеровцы снова начали атаки. Чувствовалось, что из последних сил. В каждой атаке не больше чем по роте и по два-три танка. И вновь разгорелись упорные бои. Ротой автоматчиков гитлеровцы заняли деревню Сафоново, наутро фроленковцы их оттуда выбили, но на следующий день деревню снова пришлось сдать, хотя в этой атаке гитлеровцы шли численностью не более тридцати автоматчиков. Выбить даже такое их небольшое количество из деревни было нечем. Да не было и особого смысла.

Не удалось удержать и Буреломы. Это большое село оборонять одной ротой было невозможно, пришлось оставить.

Но с 3 декабря на всей линии обороны 137-й стрелковой дивизии установилась тишина. Полковник Гришин еще не знал, что к этому дню гитлеровские войска выдохлись и на всем советско-германском фронте.

Шестого декабря в дивизии полковника Гришина люди еще не знали, что гитлеровское наступление на Москву провалилось окончательно и войска Западного фронта перешли в контрнаступление. Начал наступление на Елец и Юго-Западный фронт.

– Готовьтесь, Иван Тихонович, – сказал Гришину генерал Крейзер, командующий 3-й армией, – хотя твоя дивизия сейчас и на второстепенном направлении, но противника перед собой разбить обязан. Первая задача тебе – Буреломы. Отбирай их побыстрее и выходи на Красивую Мечу.

Полковник Гришин за несколько дней подготовки к наступлению преобразился: стал веселее, настроение было всегда приподнятое, да и день рождения – сорокалетие – совпал с началом контрнаступления.

Дивизия получила пополнение, и к 10 декабря в ней было около трех тысяч человек. Самое главное событие – вернулся с переформировки 409-й стрелковый полк. Хотя и двухбатальонного состава, но прибавка существенная. Командовал им вместо заболевшего Князева майор Тарасов. Многие командиры были из старых, еще с Судости. Велик был соблазн у полковника Гришина в кризисные дни ввести полк в бой, но все же удержался, не раздергал его, сохранил как боевую единицу для наступления.

Артиллеристы наконец-то получили боеприпасы, а то все последнее время сидели на голодном пайке. Артполк, орудия которого сведены были в два дивизиона, вновь стал действительно ударной силой. Часть орудий, поврежденных в боях, техники лейтенанта Зверева вновь поставили в строй.

Готовясь к наступлению, дивизия перебралась поближе к Буреломам, собралась в кулак. Сплошного фронта в эти дни не было, обе стороны занимали лишь деревни и близлежащие дороги.

Приехав в полк к Фроленкову поздно вечером, полковник Гришин, красный с мороза, в хорошем настроении, что скоро наступать, спросил:

– Опять сам не спишь и немцам не даешь?

– Каждую ночь по два-три налета делаем, – ответил Фроленков. – Вчера особенно удачно. Группа лейтенанта Ребрика уничтожила десять гитлеровцев и два пулемета, лейтенанта Прокуратова – три автомашины и четыре дома с гитлеровцами, а позавчера они же – в шести домах до тридцати гитлеровцев, два орудия и две автомашины. По мелочам вроде бы, а набралось неплохо.

– Да, молодцы, – похвалил Гришин, – представляй к наградам, не тяни. Значит, партизанишь вовсю? А как у тебя Нагопетьян?

– Ходит, чуть не каждую ночь. Я запрещаю, а он говорит, что это вместо сна, в личное, дескать, время. – Фроленков улыбнулся. – Вчера попал в засаду, один выдержал бой с целым взводом. Двенадцать фрицев уложил. Позавчера тоже двенадцать да орудие на санях привез!

– Ну? – воскликнул Гришин. – Так ты теперь с артиллерией? У Гогичайшвили тоже есть такой, Очерванюк, политрук роты, тоже орудие вывез. Прямо из-под носа у немцев уволок. – И уже серьезно: – Так сколько, говоришь, немцев в Буреломах?