Семейство Таннер - Роберт Вальзер

— Кому это вы писали? — спросила хозяйка, уставшая от чтения газеты, увидев, что Симон закончил письмо.

— Моему другу, он сейчас в Париже.

— Чем же он занимается?

— Сначала был переплетчиком, но, поскольку не преуспел в этом деле, стал официантом в ресторане. Я очень его люблю, мы вместе учились в школе, там-то я с ним и сошелся, ведь он еще мальчишкой был несчастлив. Однажды я увидел, как одноклассники насмехались над ним, а потом столкнули с каменной лестницы, в этот-то миг я и заглянул прямо в его красивые, испуганные, печальные глаза. С той поры я стал ему закадычным другом, и коли сострадание вправду соединяет, то я должен чувствовать соединенность с ним, без всяких размышлений, навеки! Он годом старше меня, однако на многие годы опередил меня в обычаях и образе жизни, ведь он всегда жил в столичных городах, где человек созревает быстрее. Раньше он просто бредил живописью и в бытность переплетчиком пробовал писать картины, но, к своему разочарованию, не преуспел и однажды стыдливо признался мне, что решил полностью устремиться в мирской круговорот, забыть свои мечтания об искусстве, и пошел в официанты. Какое падение и вместе какой удивительный взлет! Я ему сказал, что люблю его за это и восхищаюсь им, сказал, чтобы утешить, коль скоро в тихие, одинокие часы он впадет в горечь воспоминаний. Ясно, что, когда вокруг шумит жизнь, он часто тоскует о чем-то лучшем. Но видите ли, сударыня, он человек гордый и добрый. Слишком гордый, чтобы печалиться по напрасно растраченной жизни, и слишком добрый, чтобы совсем уж от нее откреститься. Я знаю каждое его ощущение. Как-то раз он написал мне, что, наверно, вскоре умрет от уныния и скуки. Так говорила его душа. А в другой раз написал так: «Глупые мечтания! Жизнь замечательна. Я пью абсент и полон блаженства!» Так говорила его мужская гордость. Надо вам знать: женщины его обожают, в нем есть что-то покоряющее сердца и вместе что-то холодное как лед. Весь его облик, невзирая на фрак официанта, дышит любовью и деликатностью.

— Каково же имя этого злополучного человека? — спросила хозяйка.

— Каспар Таннер.

— Как-как? Таннер? Но ведь и ваша фамилия — Таннер. Значит, он ваш брат, а вы сказали — друг.

— Конечно, он мой брат, но куда больше — друг! Такого брата должно называть другом, так правильнее. Мы братья лишь волею случая, а друзья — совершенно сознательно, и это куда важнее. Что есть братская любовь? Когда еще были братьями, мы однажды схватили друг друга за горло, едва не порешили один другого. Хороша любовь! Меж братьями зависть и ненависть в порядке вещей. Друзья, коли возненавидят один другого, расходятся, братья же, которым суждено жить под одною крышей, не могут так поступить, если меж ними возникла ненависть. Но это старая и некрасивая история.

— Отчего вы не кладете письмо в конверт?

— Я хотел просить вас ознакомиться с тем, что я написал.

— Нет, этого я делать не стану, — улыбнулась хозяйка.

— Я неподобающе говорил о вас в этом письме.

— Невелика беда, — сказала она, вставая. — Идите-ка спать.

Симон исполнил ее приказ, а уходя, подумал: «Я становлюсь все наглее. Скоро она меня выставит вон!»

По прошествии трех недель Симон, свободный от всех обязанностей, стоял в узком, крутом, жарком переулке, раздумывая, войти в дом или нет. Полуденное солнце припекало, выжимая из стен все дурные испарения. Царило безветрие. Да и откуда бы ветерку проникнуть в этот переулок. Поодаль, на современных улицах может гулять ветер, но сюда, кажется, уже много столетий не долетало ни дуновения. В кармане у Симона лежала небольшая сумма денег. Может, сесть на поезд и поехать в горы? Сейчас все едут в горы. Странные, чужие люди, мужчины и женщины, в одиночку, парами или группами шли по белым, ярким улицам. На дамских шляпах весело развевались вуальки, мужчины надели штаны до колен и желтые летние башмаки. Не стоит ли и Симону отправиться следом за этими чужаками в горы? Там, наверху, наверняка прохладно, а где-нибудь в горной гостинице для него определенно найдется работа. Ведь он может выступить в роли экскурсовода — и сил хватит, и ума достанет при случае сказать: «Обратите внимание, дамы и господа, на этот водопад, или на этот обвал, или на эту деревню, или на эту отвесную стену, на эту голубую, искрящуюся речку». Он вполне сумеет словами описать пейзаж путешествующим господам. А при необходимости сможет и взять на руки усталую, испуганную англичанку, коли понадобится перенести ее через расщелину в три фута шириной. Он очень даже не прочь. И вообще, американки да англичанки… он выучится говорить по-английски, в его представлении это премилый язык, шепелявый и придыхательный, резкий и одновременно мягкий.

Но в горы он не отправился, вошел в старый, высокий, солидный, мрачный дом в переулке, постучал в одну из дверей и спросил у женщины, которая вышла на стук, не сдается ли здесь комната.

— Да, есть одна.

— Нельзя ли ее посмотреть, не слишком ли она велика и не слишком ли высока плата для небогатого человека?

Показав ему комнату, женщина спросила:

— Чем же вы занимаетесь?

— О, ничем. Я безработный. Но непременно сыщу место. Не беспокойтесь. Я заплачу вперед некоторую сумму, чтобы вы чувствовали себя более-менее спокойно. Вот, пожалуйста!

С этими словами он вручил ей довольно крупную купюру в качестве задатка. Пухлая рука с удовольствием приняла деньги, и женщина сказала:

— К сожалению, комната не солнечная, выходит в переулок.

— Меня это устраивает, — отвечал Симон, — я люблю тень. В этакую жаркую пору солнце в комнате совершенно невыносимо. Комната очень милая и, надо сказать, весьма дешевая. В самый раз для меня. И кровать вроде бы хорошая. О да. Извольте. Не будем долго проверять. Тут и платяной шкаф есть, куда более вместительный, чем нужно для моего гардероба, да еще и мягкое кресло, как я с радостью вижу, можно уютно посидеть. Действительно, если в комнате имеется этакое кресло, то, на мой взгляд, она обставлена поистине роскошно. Вдобавок картина на стене: я люблю, когда в комнате только одна картина, ведь тем внимательней можно ее рассмотреть. О, и зеркало есть, чтобы я мог видеть свое лицо. Хорошее зеркало, отчетливо отражает черты. Многие-то зеркала искажают отражение. А это просто превосходное. Здесь, за столом, я стану писать прошения по поводу места, которые разошлю в различные конторы. Надеюсь, мне удастся найти работу. Не вижу причин, какие могут этому воспрепятствовать, ведь мне уже не раз сопутствовала удача. Надобно вам знать, я частенько менял работу. Это изъян, и я надеюсь с ним покончить. Вы улыбаетесь! Да, но я говорю совершенно серьезно. Сдавши мне комнату, вы меня облагодетельствовали, потому что в такой комнате человек вроде меня может чувствовать себя счастливым. И я всегда буду стараться без промедления исполнять все мои обязанности перед вами.

— Я тоже так полагаю, — сказала женщина.

— Сперва, — продолжал Симон, — я хотел отправиться в горы. Но эта тенистая комната лучше самых белоснежных гор. Я немножко устал и хотел бы прилечь на часок, вы позволите?