Венеция. Карантинные хроники - Екатерина Марголис

Мужчины, по моим наблюдениям, особо подвержены не только вирусу, но и внутренней тревоге перед неопределенностью, которую они не могут себе транслировать и от которой в результате отгораживаются столбцами произвольно надерганной статистики, где средняя температура по палате сравнивается с приростом популяций пингвинов, а горячее с длинным.

Есть авторы, предрекающие гибель демократии, свобод и тотальную слежку. Есть те, кто бесконечно постит “новые открытия”, лекарства от малярии, “израильские врачи нашли вакцину”, “прививка БЦЖ предохраняет от вируса”, “жители такого-то городка не заражаются”. Помнится, когда-то мне попадал замечательный текст о случайных корреляциях: в русской литературе, например, количество зайцев в произведении оказалось обратно пропорционально социальному статусу главного героя. Таких “зависимостей” там были десятки.

Штаммов страха, как и было сказано, много.

В Англии жгут вышки мобильной связи – и в Европе ширится слух, что именно технология 5G виновата в нынешней эпидемии. В XIV веке во время эпидемии чумы за это же сжигали евреев. Так что цивилизационный прогресс налицо.

Много шуму. Помехи и подмоги бегут по нашим экранам вперемешку. Отделять зерна от плевел приходится еще до посевной. Но жизнь растет тихо и незаметно. И тихо прорастает время. Сегодня премьер вместо ожидаемой фазы 2 объявил о продлении карантина без изменений и послаблений до 3 мая. Все закрыто. Все дома. Исключения – для некоторых индустрий и… книжных магазинов. Думаю, спортсмены и зоолюбители теперь срочно переквалифицируются в интеллектуалов.

В нашем еженедельном семейно-дружеском Zoom-лектории, где на прошлой неделе папа рассказывал о механизмах вирусов, на этой неделе моя средняя дочь, заканчивающая сейчас Амстердамский университет, говорила о теме своего диплома: восприятии отрезков времени через язык. Когда мы говорим о периоде ожидания приятного или неприятного, как это зависит от того, каким временем мы располагаем и какие выражения мы используем. Как в нейромозговой зоне рядом оказываются понятия пространства и времени – и отсюда глаголы движения, приписываемые времени в языке: время, которое идет, бежит, течет, летит, ползет или тянется. Как с ходом истории взамен часов на ратушной площади доступность наручных часов изменила не только визуализацию времени, но и представления о том, что такое долго или быстро, а значит, и способ говорить об этом. Как пропорция новых впечатлений к привычным меняет восприятие времени: поэтому в детстве оно такое долгое, а в старости летит, дома тянется, а в путешествии несется. Вопросы сыпались не только от детей. Думаю, нынешнее карантинное восприятие времени – и его сравнение, скажем, с ощущениями современников от карантина по испанке или холере, не говоря уж о Средних веках, – тема не одной будущей диссертации. На фоне все ускоряющегося темпа современной жизни то, что мы слышим сейчас, – все проклятия, стоны, сомнения, обличения – это просто резкое торможение с диким скрипом зубовным.

Вечереет. Церкви закрыты и будут закрыты и на Пасху. Превращать Чашу в чашечку Петри христианская традиция любви к ближнему тут не позволяет. Хотя на час утром и на час вечером их по-прежнему открывают для личной молитвы. Каждый раз, как мы со Спритцем совершаем утренний круг по лужайке, я наблюдаю, как служка – трогательный Фирс – с усилием раскрывает тяжелые створки резных церковных дверей навстречу утру. Для него этот механизм времени поважнее часового.

На боковом фасаде церкви Джезуати маленький барельеф – снятие с креста. Все было встарь, все повторится снова. И снова профессор Ашенбах подплывает к гостинице, снова портье берет у него пальто, и снова силуэт Тадзио, идущий к искрящемуся на солнце морю, звучит Малер, а где-то там за горизонтом из темноты плывут караваны столетий с купцами, матросами, крестоносцами, патриархами и поэтами.

У людей пред праздником уборка. Навести хотя бы порядок в своем маленьком квадрате тишины.

Может, тогда и семена взойдут.

Пасхальное утро. Солнечный залив площади. Никого.

Не такой ли была утренняя пустота гробницы?

Как хотелось бы, чтоб сегодня и на страницах газет и фейсбука царила эта белизна – без цифр, сводок, колонок, фотографий в траурных рамках. Белый цвет воскресения.

Подруга прислала фотографию из Абруццо: старинный обряд – “бегущая Мадонна”. Обычно в этот день бегущая процессия несет ее фигуру. Богоматерь бежит навстречу своему воскресшему сыну! Но газеты рассказывают нам другое: письмо человека, который со своей беременной женой уже месяц не может вылететь из Марокко в Италию, чтобы попасть к старому отцу. Это уже не первое письмо в газету. Но сегодняшнее – особенное. За эти дни отец заболел и скоропостижно умер. Сын не увидит отца. Отец не увидит рождения внука. Никто не побежит навстречу.

Как это помножить на цифру 619 вчера и 431 сегодня (и это самое маленькое число с 18 марта)?

Я складываю газету и пытаюсь переключиться обратно в белизну этого утра.

“О, вот и туристы наконец!” “Прямо к нам с Риальто прибыли на Пасху!” Это остроумцы-собачники приветствуют четвероногих гостей с соседней площади. И без того местечковое венецианское сознание окончательно раздробилось не только на сестьеры, но уже на кампо и калле. Собственно, единой Италия себя ощущает во время выборов и футбольных матчей. Остальное время это Пулия, Ломбардия, Пьемонте… Так и Венеция. Помню, в первые годы меня поразила старушка, живущая у Ка Реццонико, которая задумчиво сказала: “О, Сан-Марко! Очень красивая площадь. Я была там несколько лет назад – на свадьбе внучки”. На вапоретто от старушкиного дома до Пьяццы езды было ровно 15 минут.

Выслушав десятки поздравлений Buona Pasqua онлайн – из всех окон, по всем девайсам, во всех тембрах и вариациях: детскими голосами, мужскими, сопрано, тенорами, дрожащими старческими контральто – cara nonna, caro zio, cara cugina… – я вдруг представила эту карту: словно маршруты перемещения в городе и между деревушками, когда огромные семьи традиционно собираются за пасхальным столом, вдруг транспонировались в звуковые волны, сигналы, вздохи и восклицания. Виртуальная аудио-Италия. Самое частое пожелание, звучащее из окон, после пасхальных, – поскорее выйти из карантина. Но пока треск вертолетов и дронов заглушает эту надежду. Основная шутка: чем отличается фаза 1 от фазы 2 карантина, которую нам обещал премьер после Пасхи? Ответ: короткими рукавами.

Погода и вправду стоит упоительная. В кубистическую голубизну городского неба между домами тянутся первые листки винограда. В саду расцветают ландыши. Дрозд ищет место для гнезда. Спритц лениво лежит под скамейкой: сколько можно гонять обнаглевших птиц, пора и честь знать.

Вокруг лаврового дерева кружит шмель.

– Ладно ль за морем иль худо? И какое в свете чудо?

Глядя уже месяц на опустевший город, я, кажется, начинаю глубже понимать природу туризма не как пустой забавы, а как базовой человеческой потребности. Казалось бы, в век интернета, виртуальных музеев, гугл-карт любой доскональности можно не только посмотреть, но и изучить что угодно. Почему же миллионы людей ежегодно срываются с мест, платят деньги за билеты и гостиницы и наводняют эти обшарпанные улочки? Рассказ о чуде никогда еще чуда не заменял.