Сорняк - Андрей Буянов

Попробовал камнем – получилось хреново, но получилось. Потом разогрел заготовку насколько смог, достал и попробовал камнем снова. Так он возился до того момента, пока на небе не взошли обе луны. Затем пришла Туя, принесла горшок каши – поесть. Миша улыбнулся ей, принял горшок и поцеловал за заботу. Поел, пока заготовка под молот продолжала раскаляться в горне, и когда та стала ярко красной, практически малиновой, вытащил её щипцами и погрузил вначале в снег, а уже потом в горшок с водой. Убрал щипцы, которые тоже по-хорошему надо переделать, и отправился спать.

Первые испытания молота показали его непозволительную мягкость. Он ковал, но при этом и плющился сам. Хотя с точки зрения удобства, веса и в целом эргономики давал каменному сто очков форы вперёд. Плющился вроде не сильно, но им пока как следует и не работали… С закалкой Миша пока экспериментировать опасался, лопнет зараза из-за чего-нибудь, и прощай многострадальный труд целого дня! Пока продолжил плющить горячие крицы каменным молотом, но проблема из головы никак не шла. Уже выковав из куска железа наконечник для копья и закаляя его, остановил взгляд на обожжённом глиняном горшке с водой и… Головоломка в голове сложилась!

У Витьки, того самого друга, с которым они с девками всю ночь пили перед этим злополучным попаданством, дед жил в деревне. И как помнил Миша, тот хвастался, что дед делает из дешевых китайских ножей и лопат относительно нормальный инструмент, и делает их он цементацией в русской печке. Тогда вся группа над Витькой ржала, и Мишка в том числе. Ну не ассоциировалась у него «цементация» с чем-то, кроме самого цемента. Однако обиженный Витька всем доказал свою правоту, поставив на очередной пьянке на даче показательный эксперимент. В результате которого дешёвый китайский ножик, который приходилось точить после каждого строгания деревяшки, стал в несколько раз прочнее. При этом Витька, гад, предварительно поспорил со всеми, в том числе и Мишкой, на ящик дорогого коньяка.

Как же о таком, тем более взявшись за кузнечное дело, можно было забыть! А надо-то всего ничего: толчёный уголь, горшок и печь. И все это у него есть. Причем, что немаловажно, здесь и сейчас. Интересно, а горшок с крышкой у старого Хуга есть?

Хуг уже приходил несколько раз, смотрел на Мишкин труд, цокал языком при каждом ударе по раскаленной крице и так же уходил, ничего более не сказав. Теперь Миша в его глазах был большой человек, почти шаман, который из камня может сделать металл. Дети, кстати, тоже приходили, помогали качать меха, но это занятие им быстро наскучило и они убежали играть в охоту на степного медведя. Медведем выступал самый неповоротливый из них, которого все остальные обзывали и от которого убегали. Ну и получали, разумеется, когда попадались.

Старик на просьбу Миши откликнулся и вынес ему один из обожжённых горшков, таких, в которых весь род готовил на очагах. Вместо крышки прямо при нём приладил к нему донышко от разбитого, протянул Мише и с интересом на него воззрился. Мишка в ответ показал ему набалдашник молота, который принёс с собой, чтобы сверить размеры, и ушёл обратно. Там он размолотил прямо на камне-наковальне полный горшок угольной крошки пополам с пылью, погрузил в неё примерно в середину сам молот, присыпал ещё и плотно прижал импровизированной крышкой. По краям все зазоры густо обмазал глиной, той же, из которой Хуг делал свои поделки. Дал постоять, подсохнуть и намазал ещё. Потом поставил котелок на угли, подсыпал ещё, раздул пламя мехами, а сам отправился мастерить большую вилку из палки. Ухвата-то нет, а как горшок из печки доставать[14]?

Меха он качал до вечера, как и подсыпал уголь, остывать оставил на ночь прямо в горне, а сам отправился к жене.

Когда вытащил молот из угольной крошки, никаких особых внешних изменений с ним не произошло. Разве что он стал чуть темнее, но не сказать, что намного. Миша снова насадил его на рукоять, расклинил и с силой начал плющить холодную крицу. Молот не плющило!!! Непонятно, что в этом сыграло решающую роль: сама цементация или постепенное остывание в горшке. Но факт был налицо: у него появился нормальный кузнечный инструмент. В его понимании – нормальный. Миша ликовал! Теперь с нормальным молотом можно сковать и топор, и всё, что угодно. А если ещё и разобраться с цементацией получше, то вообще открываются довольно-таки интересные перспективы…

Топор он отковать всё же успел, с трудом вытянул и расплющил лезвие, проделал дырку для топорища, ещё чутка подровнял и, вместо того чтобы закалить, положил в тот же горшок, закрыл крышкой и сунул в горн. Пускай вначале науглеродится, а там посмотрим. Потом несколько часов периодически работал мехами, раздувая пламя, и снова оставил на ночь. Если всё сделал правильно, то топор должен получиться прочным, не хуже молота.

А дальше как-то все новые кузнечные работы отошли на второй план, с ними пришлось пока повременить – вернулись охотники.

Охотники появились с самого утра. Миша как раз поел и собирался идти возиться с железом дальше. Они плыли по реке в своих длинных лодках, неторопливо выгребая против течения, в каждой было по два человека и только в самой большой – три. Лодки сидели глубоко в воде, и, казалось, вот-вот начерпают через край. Однако плыли и, судя по всему, довольно давно. Центральная часть каждой лодки была закрыта большой коричневой шкурой, а у самой большой, в которой сидело три человека, двумя. Когда они подходили к берегу, встречать их собрался весь поселок – от мала до велика, даже старуха Ака – жена старого Койта, которая обычно не выходит из дома вообще – пришла. Миша же стоял одним из первых.

Первая долбленка ткнулась носом в берег, и из неё выбрался довольный Таука. Сразу полез обниматься, как близкий родич. Рядом причаливали, тыкаясь в глинистый берег носами оставшиеся, из них выскакивали охотники, и скоро весь род обнимался друг с другом в радостном приветствии за приезд. А потом началась работа. С Большой охоты охотники, как было не трудно догадаться, привезли мясо. Много мяса, очень много… В лодках под шкурами лежали вырезки лучших филейных кусков мяса говов. То есть, как Мишка теперь знал, местной вариации бизонов, во всяком случае – очень похожего на них вида. Отдельно лежали вырубленные с кусками черепа рога, много сухожилий, несколько крупных костей, но приоритет, несомненно, был отдан мясу.

Мужчины удерживали лодки, пока остальные перетаскивал куски мяса на холм и складировали их под навесами. Теперь стало, наконец, понятно, зачем нужно столько дров – такое количество мяса не съесть даже толпой под сорок взрослых человек, даже если пихать его себе в утробу с утра и до вечера. Будут его готовить для длительного хранения, а значит – варить и коптить. И ладно бы с копчением, тут кустарника по берегу достаточно, но вот для остального… На это запаса дров не хватит. Значит, их будут пытаться использовать рационально. Скорее всего, мясо будут сушить и вялить, чтобы получить такое же, какое кладёт в кашу Туя. А так как солнца и нет особо, то делать это наверняка будут в бане. Значит, в ближайшее время о помывке придётся забыть. Чёрт, а он весь, как назло, к саже, причём в буквальном смысле с ног до головы.