Невинность и порок - Элейн Барбьери

— Что?

— Ты с тем же успехом мог сказать мне, что она не может ошибаться.

— Пьюрити как работник не уступит ни одному мужчине!

— Она всего лишь женщина.

— Ну и что!

— Послушай, Стэн, я не собираюсь с тобой спорить, Касс останется здесь, пока твои дела не пойдут на лад!

— Все не так и плохо!

— Разумеется. — Джек кивнул. — Именно поэтому ты и вызвал меня сюда.

— Пьюрити тут вовсе ни при чем!

— Касс останется здесь.

— Я уже сказал тебе, что Пьюрити это не понравится! Она терпеть не может, когда ею командуют. И судя по тому, что я уже видел, стычка между ней и Кассом неизбежна.

— Тогда тебе самому придется с этим разобраться.

— Мне? Взгляни на меня. Я умираю! — возмутился Стэн.

— Поговори с ней.

— Зачем? Может быть, теперь половина этого ранчо и принадлежит тебе, но другая половина по-прежнему моя.

Джек решительно поднялся.

— Я знаю, это будет не просто. Касс таит в душе обиду, от которой не в состоянии избавиться.

— Ах, так, значит, это он таит обиду?

— Я поговорю с ним еще раз.

— Говорю тебе, из этого ничего не выйдет!

— И тем не менее, хочешь ты этого или нет, я уезжаю завтра, а Касс останется здесь. Все остальное зависит от тебя.

Оставшись один, Стэн посмотрел на захлопнувшую за Джеком дверь и тихо выругался. Выходит, Джек, которому досталось все, долгие годы таил к нему неприязнь. Теперь Стэн знал почему, не мог понять он лишь одного: почему Джек, несмотря на все свои преимущества, все еще относится к нему враждебно.

Стэн полагал, что желание Джека оставить Касса на ранчо в роли надсмотрщика следовало предвидеть, и все-таки новость застала его врасплох. Очень многим поневоле приходилось поступиться.

Стэн закрыл глаза. Если бы не усталость… если бы не эта проклятая слабость…

О черт! Он не мог даже умереть спокойно!

С этой печальной мыслью Стэн задремал.

Пьюрити была у него в объятиях, и Касс понял, к чему стремился все это время. Когда его губы коснулись ее полураскрытого рта, он заметил, как на миг у нее перехватило дыхание, почувствовал ее словно обмякшее тело. Его сердце бешено заколотилось, он перенес ее на кровать и приподнял тонкую батистовую рубашку, которая оставалась единственной преградой между их телами. Девушка не протестовала, напротив, она протянула к нему руки и привлекла его к себе.

Глубоко вздохнув, когда их тела соприкоснулись, Пьюрити прошептала ему на ухо слова, которые, словно эхо, отражали его собственные горячие мольбы, уже готовые сорваться с губ. Он не мог пресытиться ею. Она была сама ласка, сама нежность.

— Отдай мне медальон, Касс, — чуть слышно прошептала девушка.

Юноша не поверил своим ушам. Откуда она узнала?

— Мне он очень нужен. Я не должна его лишиться. — Ее бездонные серо-голубые глаза пронзили его, когда она попросила: — Застегни цепочку у меня на шее. Эта вещь — единственное, что я хочу чувствовать между нами.

Не в силах противиться, Касс, ощущая, как дрожат его пальцы, надел цепочку ей на шею и проверил застежку. Прекрасное старинное золото сверкало на ее нежной коже. Пьюрити была великолепна и теперь целиком и полностью принадлежала ему. Однако девушка вдруг отстранилась. Выражение ее лица изменилось, и она оттолкнула его.

— В чем дело, Пьюрити? Пьюрити, пожалуйста…

— «Пожалуйста»? — Пьюрити не сводила с него глаз. — Повтори то, что ты только что сказал, Касс.

— Нет.

— Если ты хочешь меня, умоляй.

— Ни за что!

Пьюрити крепко сжала рукой медальон. Обнаженная, во всей своей красе, она представляла собой столь восхитительное зрелище, что у него дух перехватило от желания.

Он хотел ее, не мог без нее, должен был ею обладать.

— Пожалуйста…

— «Пожалуйста»? Ты сказал: «Пожалуйста»? — Запрокинув голову, она рассмеялась ему прямо в лицо. Едва Касс услышал ее смех, он словно оцепенел. Она заставила его умолять ее, получила то, что хотела, и затем поставила его на колени!

Будь она проклята!

Гнев захлестнул Касса, и он с угрожающим видом схватил Пьюрити за плечи. Он почувствовал, как у нее перехватило дыхание, ясно увидел страх в ее глазах.

Касс не мог утверждать с уверенностью, когда именно его руки ослабли и протесты Пьюрити превратились в легкие вздохи.

Девушка лежала под ним, ее пылкая податливая плоть словно манила его. Она приняла его, когда он проник в нее. Ее руки обвили его шею. Она подняла к нему лицо. Их губы соприкоснулись…

Тут Касс громко вскрикнул, потому что зубы Пьюрити с силой вонзились в его нижнюю губу. Он ощутил привкус крови.

Зубы впивались глубже и глубже, смех становился все более громким, и раскаты его казались дикими, безудержными…

Вздрогнув, Касс проснулся.

С бьющимся сердцем, весь в поту, он резко выпрямился на кушетке и уставился в темноту, нарушаемую только слабым серебристым сиянием луны. В бараке не было слышно ни звука, если не считать похрапывания и едва заметных шорохов, свидетельствовавших о том, что мужчины спали. Ни один из них не мог заметить, как неспокойно он спал.

Хотя Касс проснулся, вспыхнувшие во сне чувства не угасали. Образ Пьюрити снова и снова вставал перед ним, заставляя смириться с теперь уже очевидной правдой. Семена желания были посеяны.

Снедаемый этой мыслью, Касс засунул руку под подушку и вынул оттуда медальон. Он долго рассматривал его в тусклом свете. Это была простая вещица в форме сердечка, потертая от времени. Касс вспомнил, с каким отчаянием искала Пьюрити этот медальон, вспомнил ее рыдания и понял, что он очень ей дорог.

Драгоценный металл в руке стал теплым, и Касс почувствовал, как ревность захлестывает его. Этот медальон — дар любви, и пламя ее обожгло ладонь, когда он сомкнул вокруг него пальцы.

Ей нужно во что бы то ни стало найти его! Пьюрити молча брела по залитому лунным светом двору. Небрежно одетая, с распущенными волосами, она осмотрелась вокруг, довольная тем, что рядом, насколько можно было видеть, никого не было. Девушка не хотела, чтобы кто-нибудь застал ее ищущей медальон и догадался, как глубоко потрясена она его пропажей.

Невольно протянув руку к шее, Пьюрити тяжело вздохнула. Не было дня в ее жизни, когда бы она так или иначе не обращалась за поддержкой к медальону. Он до такой степени стал частью ее самой, что ей иногда казалось, будто это маленькое золотое сердечко было соеднинено незримой цепочкой с ее собственным сердцем. В нем заключалось ее прошлое и надежда на будущее. Он был символом вечности и незыблемости уз любви. Без медальона она чувствовала себя беспомощной.