Дорога в СССР. Как "западная" революция стала русской - Сергей Кара-Мурза

Хороший пример – биография Ю.В. Ключникова (1886–1938). Накануне Октября он был приват-доцентом Московского университета, летом 1918 года участвовал в левоэсеровском мятеже в Ярославле, был заместителем министра в первом антисоветском правительстве Гражданской войны – «Уфимской директории», затем примкнул к Колчаку и стал министром иностранных дел в его правительстве. После разгрома Колчака эмигрировал и входил в Парижский комитет партии кадетов, читал курсы лекций в Париже и Брюсселе. Затем стал редактором журнала «Смена вех». Одна из его статей, посвященная подготовке Генуэзской конференции, привлекла внимание Ленина, и он пригласил его в качестве эксперта советской делегации в Генуе. В 1923 году Ключников вернулся в СССР и стал преподавать в Коммунистической академии. Эта сторона НЭПа – особая, большая тема.

Не вызывает сомнения, что задача примирения воевавших социальных и культурных групп была решена в СССР эффективно и поразительно быстро. Уже в 20-е годы был преодолен присущий гражданским войнам синдром послевоенной непримиримости, который наблюдался, например, в Мексике, Китае или Испании. Это – великое достижение русского коммунизма, в этом большевики очень умело и эффективно использовали свойства русской культуры и культуры всех народов, соединившихся в СССР. Насколько сложна была эта задача примирения, говорит тот раскол, который пережило российское общество в 90-е годы, когда из политической целесообразности власти старые раны были раскрыты, и СМИ стали сыпать на эти раны соль.

Едва ли не самым сложным и важным позитивным проектом Ленина была «сборка» территорий рассыпанной Российской империи и жившей в ней народов. Разработка модели новой страны и принципов национального общежития велась в острой дискуссии. Программа национально-государственного строительства должна была решить сложнейшие проблемы, поставленные распадом Российской империи и взрывом этнического национализма, который был порожден нарождающейся буржуазией нерусских народов.

Сейчас, обсуждая доктрину национально-государственного устройства СССР, надо не забывать, что во времена Николая II, Ленина и Сталина не было никакой связной «теории этничности» – ни в России, ни на Западе. И представления Ленина были ответственной и творческой систематизацией имеющихся знаний. Во многих отношениях его теоретические соображения, привязанные к динамике исторического процесса первой трети ХХ века, были шагом вперед[23].

Доктрина этого строительства осложнялась тем, что в борьбе с монархией все оппозиционные движения в конце ХIХ века ввели в обиход символический образ России как «тюрьмы народов». Воздействие его было очень сильным, он разрушал этническое самосознание русского народа («народ-угнетатель»!), порождал комплекс вины, обладающий разъедающим эффектом для национального сознания, и подпитывал сепаратистские настроения в элите нерусских народов. Февральская революция резко изменила установки и цели разных социальных групп, возникли новые противоречия. Не углубляясь в предысторию, кратко опишем новую ситуацию.

После Февральской революции Польша и Финляндия потребовали независимости. В этих странах был развитой национальный правящий класс, он имел поддержку Запада, и эти страны отделились (Польша была оккупирована Германией, в Финляндии социал-демократы попытались взять власть, но потерпели поражение.) После Октября вне РСФСР простиралось разорванное пространство, на частях которого националисты старались создать подобия государств. Возникла «независимая Грузия» с премьер-министром меньшевиком Жордания, которая «стремилась в Европу» и искала покровительства у Англии. Возникла «независимая Украина» с председателем Центральной рады националистом Грушевским, близким к эсерам, и социалистом Петлюрой, которая искала и покровительства Германии, а потом союза с Польшей. «Народная Громада» провозгласила полный суверенитет Белоруссии, возникла автономная Алаш Орда в Казахстане – везде уже существовала местная буржуазная и европеизированная этническая элита, занимавшаяся поисками иностранных покровителей, которые помогли бы ей учредить какое-то подобие национального государства, отдельного от России. Это на время удалось прибалтийским республикам, они были отторгнуты от России с помощью Германии, а затем Антанты.

Надо учесть, что форсированная трансформация монархической сословной России сочеталась с новой «сборкой» исторической России: требовалось одновременно разрушать старые институты и возрождать их в новый формах. Один из руководителей и идеологов «черносотенства» Б.В. Никольский писал о большевиках в 1918 году: «В активной политике они с нескудеющею энергиею занимаются самоубийственным для них разрушением России, одновременно с тем выполняя всю закладку объединительной политики по нашей, русской патриотической программе» (см. [102]).

Модель «сборки». Сейчас многие ученые и политики, говорящие о советской национальной политике, считают одной из главных причин кризиса советской государственности в 1980-е годы ошибочное, по их мнению, решение лично Ленина создавать СССР как федерацию – с огосударствлением народов и народностей бывшей Российской империи. Дескать, если бы поделили страну на губернии, без всякой национальной окраски, без каких-то «титульных наций» с их правом на самоопределение вплоть до отделения, то и не было бы никаких национальных проблем и никакого сепаратизма.

Для нас важнее не выдать оценки деятелям прошлого с высоты нашего нового мышления и проницательности, а разобраться, почему они приняли то или иное решение. Все решения принимались под давлением исторических обстоятельств, и вопрос: было ли это решение меньшим злом или были лучшие варианты? Такой анализ нам будет полезен, потому что подобные проблемы возникают перед нами сегодня и будут возникать впредь до того момента, как мы выйдем на новый виток стабильного развития – когда мы защитимся от кризисов.

Сегодня мы не можем надежно оценить, было ли верным принятое почти сто лет тому назад решение, – очень трудно точно «взвесить» значение каждого фактора, который тогда приходилось принимать во внимание, а также глубину и структуру неопределенности, с которой была сопряжена любая альтернатива. Мы уже не можем вернуться в ту неопределенность, ибо мы знаем, что произошло в результате принятого решения и развития всей совокупности факторов.

Рассмотрим исходное состояние. Еще до образования СССР сама Российская Федерация представлялась как «союз определенных исторически выделившихся территорий, отличающихся как особым бытом, так и национальным составом». То есть с самого начала государственного строительства в России стали возникать этнополитические территориальные образования.