Памятник крестоносцу - Арчибальд Кронин

Она была слепа и не видела отчаянного комизма своего положения. Не странно ли, что она, именно она, душой и телом погрязшая в мелочных заботах своего коммерческого предприятия, крикливая, деспотичная искупая, привыкшая нагло обвешивать на сахаре, обмеривать на сидре и вымогать последнее су у прижимистых крестьян, — не странно ли, что именно она, стоя на пороге пятого десятка, влюбилась по уши в этого юнца, почти подростка, который годился ей в сыновья, и растаяла, размякла, словно девчонка! Дети, приятельницы, приумножение капитала — все потеряло для нее интерес. Муж стал ей невыразимо противен. Его ужимки, буржуазная манерность, его привычка чавкать и исподтишка выпускать газы после очередной кружки пива вызывали в ее душе бурю ненависти и отвращения.

— Je te defends de passer Ie gaz en bas![17]— вне себя от ярости кричала она ему. В то же время она стала тщательнее ухаживать за собой. Чаще принимала ванну, чаще меняла белье, начала употреблять более крепкие духи и сосать душистые лепешечки. Ей казалось, что жизнь потеряет для нее всякий смысл, если она не заполучит Стефена.

И вот неожиданно — словно бог внял ее мольбам — мадам осенила блестящая мысль. Как она не подумала об этом раньше! В то же утро она перехватила Стефена в коридоре.

— Друг мой, у меня отличная новость для вас! — радостно воскликнула она. — Вернее сказать, поручение. Мсье Крюшо непременно хочет, чтобы вы написали мой портрет.

От неожиданности Стефен не сразу нашелся, что сказать.

— Да-да, — закивала она. — Крюшо просто загорелся этой идеей. Вчера вечером он ни о чем другом говорить не мог. Портрет во весь рост… маслом.

— Но, мадам… — Стефен нахмурился, стараясь подыскать благовидный предлог для отказа. — Я… я не пишу портретов… я работаю в другом жанре…

Она ободряюще улыбнулась ему.

— Не тревожьтесь, mon petit. Я позабочусь, чтоб ваш труд был оплачен. Значит, договорились. В четверг начнем.

Прежде чем он успел что-либо возразить, она покровительственно похлопала его по руке и поспешно удалилась, кинув ему на прощанье лукавый взгляд через плечо.

По четвергам в городе прекращали торговлю раньше обычного, и в эти дни после полудня, когда лавка была уже закрыта, в доме Крюшо становилось необычайно тихо. Однако такая мертвая тишина царила в этот четверг в доме с закрытыми ставнями, что это поразило Стефена, едва он переступил порог, и показалось ему слишком необычным. Мадам Крюшо встретила его у дверей.

— Сегодня урока не будет, — торжественно объявила она. — Я отправила девочек за город с Мари.

И мадам Крюшо пояснила, что раз в месяц служанка навещает своих родителей, живущих в Сен-Вале, и порой, снисходя к ее просьбам, ей разрешают взять с собой девочек.

— Ну, а муж, разумеется, уехал на рынок в Ренн за товаром, — мимоходом обронила мадам Крюшо. — Нам никто не будет мешать.

И снова глубокая тишина, в которую был погружен дом, неприятно поразила Стефена: даже из погреба, где Жозеф, помощник хозяина, задерживался обычно часа на два после закрытия магазина, сверяя выручку с оставшимися в наличии товарами, не доносилось ни звука. Дом был совершенно пуст. Когда же они прошли в столовую, Стефен прирос к месту, увидев на столе два прибора из праздничного сервиза мадам Крюшо, жесткие крахмальные салфетки и букет пунцовых роз в вазе.

— Вы не возражаете, если для начала мы с вами позавтракаем? Так будет удобнее.

Продолжая без умолку болтать деланно непринужденным тоном, мадам Крюшо достала из буфета жареного цыпленка под грибным соусом, салат, страсбургский паштет, компот из персиков и бутылку шампанского. И лишь после того, как тарелка Стефена была наполнена до краев, мадам Крюшо позволила себе взглянуть на него. Она уже не в силах была сдерживать влюбленную улыбку, расползавшуюся по ее пухлому лицу.

— Я хотела, чтобы наш первый сеанс протекал в приятной, уютной обстановке. Мы так славно позавтракаем tete-a-tete,[18]не правда ли? Вы должны как следует подкрепиться перед работой. — При этих словах она бросила на него кокетливый взгляд. — Позвольте налить вам шампанского — это наша лучшая марка. Пять франков бутылка.

Стефену стало не по себе. Он был смущен и озадачен. Но постоянное недоедание приучило его не быть щепетильным там, где дело касалось еды. Он принялся уничтожать предложенное угощение, понимая, что в его положении не приходится отказываться, и вместе с тем с возрастающей неловкостью замечая то и дело устремляемые на него томные взгляды. При этом он не мог не заметить также, что бюст мадам Крюшо, колыхаясь при каждом вздохе столь бурно, что ее массивный подбородок едва не исчезал между пышных грудей, придвигается к нему все ближе и ближе. Вопреки обыкновению, она на этот раз не прикасалась к еде и жеманно положила себе на тарелку только крылышко цыпленка, однако уже вторично наполнила шампанским свой бокал. Ее круглые глазки поблескивали, как хорошо отполированный мрамор. Она едва удерживалась, чтобы не коснуться руки Стефена, ее неодолимо влекло к нему. Неужто он все еще не догадывается, какие изысканно тонкие наслаждения сулит ему ее благосклонность? Но его простодушие лишь усиливало ее тягу к нему.

— Друг мой, — воскликнула мадам Крюшо, — можете ли вы вообразить себе, чем была моя жизнь здесь, в Нетье, эти последние пятнадцать лет?

— К сожалению, все эти годы я не был с вами знаком, — принужденно, хотя и учтиво, улыбнулся Стефен.

— Да, — задумчиво протянула она. И, внезапно понизив голос, добавила: — И все же это вы открыли мне всю пустоту моего существования.

— Это было бы большой неблагодарностью с моей стороны, мадам… если бы это было так.

— Это так. — Он ничего не ответил, и она энергично тряхнула головой. — Да, это вы, мой друг, открыли мне глаза на новые горизонты, о которых прежде я не смела и мечтать. О, только не поймите меня превратно! Мсье Крюшо хоть и не слишком нежен и деликатен, но вполне достойный человек. И, конечно, я порядочная женщина. Но бывают минуты, когда сердце сжимается от одиночества и чувствуешь потребность довериться кому-то. Ах, мой друг, когда говорит сердце, — тут мадам Крюшо глубоко вздохнула, — должны ли мы ему противиться? Что дурного в том, чтобы послушаться веления сердца… соблюдая, конечно, осторожность?

Стефен сидел скованный и молчаливый. На мгновение ошеломляющая догадка промелькнула у него в мозгу, но он тотчас отогнал прочь эту дикую мысль. Однако он чувствовал, что нужно немедля приниматься за работу, раз уж это неизбежно, и по возможности сократить сеанс. Он отодвинул от себя тарелку.

— А теперь, мадам, если вы не возражаете, мы можем начать. Мне думается, лучше сделать сперва предварительный набросок. Где вы хотели бы расположиться? В гостиной?

Она пристально поглядела на него и судорожно глотнула.

— Нет-нет, наверху освещение лучше, — пролепетала она и, встав из-за стола, направилась к двери. — Я сейчас приготовлюсь. Допивайте ваше вино, а потом подымайтесь наверх.