Легендарные разведчики - Николай Долгополов

После войны работал в «Литературке», был собственным корреспондентом «Известий» в Египте. Встречался с президентом страны Гамалем Абдель Насером. Освещал визит Хрущева. Написал несколько книг. Одна из наиболее известных — о капитане «Варяга» Рудневе.

Жили мы в доме на Беговой, недалеко от улицы Правды, где давали квартиры многим журналистам. В 1949 году родился мой брат Саша. В 1954-м — я. Семья у нас была дружная, веселая. Из детских воспоминаний сложилось впечатление, что всегда дом был полон людей. Вечно у нас кто-то гостил, оставался ночевать.

Но в конце 1950-х отец тяжело заболел. Долго не поднимался с больничной койки. Оперировали его в Научном центре хирургии, где я долгие годы работал. А в 1964-м отец умер. И вдруг в доме всё стихло.

Мама, врач на кафедре госпитальной хирургии, начала брать какие-то дополнительные дежурства, подработки. Жить-то как-то надо было. Наступил непростой период.

Пришел к нам однажды Константин Михайлович Симонов. Говорит маме без всяких предисловий: «Надя, у меня вышла книга, там и о Василии. Хочу поделиться гонораром». Дал он маме тысячу рублей. По тем временам да для нашей семьи — сумасшедшие деньги. А однажды пригласил меня к себе домой, тут, недалеко от станции метро «Аэропорт». Подписал мне книгу «Разные дни войны». И тогда, мальчишкой, я понял разницу между понятиями «хороший знакомый» и «друг». Симонов — друг и настоящий.

Кафедра госпитальной хирургии, где после войны работала мама, — это та самая, что впоследствии стала Институтом Петровского. Ее коллегами были мой будущий профессор Иван Захарович Козлов, будущий академик, ректор Первого мединститута Владимир Иванович Петров — оба только что вернулись с фронта. Надо было двигаться вперед, и они изучали языки, читали иностранные медицинские журналы.

В 1950 году пришел на кафедру госпитальной хирургии Первого меда Борис Васильевич Петровский. Великий врач, с которым у нашей семьи до последних его дней сохранялись теплые отношения. Был он прекрасным учителем. Мама защитила у него диссертацию по сложной и мало тогда у нас разработанной теме и была в 1965-м утверждена в звании доцента по кафедре хирургии.

Мама работала на кафедре долго. И Первый мед был для нее родным домом. Гордилась она и своими учителями, и своими студентами, среди которых тоже был Герой Советского Союза — медик, летчик-космонавт Борис Борисович Егоров.

По пятницам Борис Васильевич Петровский проводил так называемые докторские учебные конференции, на которых каждый заведующий отчитывался о сделанном. Это людей воспитывало, объединяло. И мама, даже когда уже работала в других местах, обязательно по пятницам приезжала в Первый мед.

Она была знакома со многими легендами той советской эпохи — летчиками Байдуковым, Водопьяновым, Мосоловым, Ляпидевским, Чечневой, Кожедубом, Маресьевым, радистом Кренкелем, маршалами Жуковым и Коневым, руководителем отряда космонавтов Каманиным, писателем Сергеем Смирновым, открывшим для нас имена многих неизвестных героев Великой Отечественной.

В 1967 году министр здравоохранения Борис Васильевич Петровский назначил Надежду Викторовну Троян директором Научно-исследовательского института санитарного просвещения. Занимался этот институт, как тогда говорили, пропагандой здорового образа жизни. Мама ездила по всей стране, встречалась с врачами разных стран.

В 1971 году ее избрали председателем Исполкома Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР. В то время это была мощная организация, выполнявшая часть функций нынешних МЧС и Минздрава.

По представительности Красный Крест не уступал Международному олимпийскому комитету, а Надежда Викторовна Троян была вице-президентом Международного Красного Креста и общалась с самыми высокопоставленными особами — с королевой Великобритании, с президентом Никсоном, иранским шахом Пехлеви и многими другими. Одной из задач Красного Креста было постоянное привлечение доноров. И мама для этого много ездила по стране, в том числе и на гремевший в ту пору БАМ.

Благодаря маме я был знаком с некоторыми разведчиками, в том числе с нелегалами. В частности, я лично знал Павла Анатольевича Судоплатова, руководившего в годы войны Четвертым управлением, а также Михаила Ивановича Фило-ненко и его жену Анну Федоровну Камаеву, которые тоже были партизанами.

Филоненко и Камаева дружили с мамой, но после войны, году в 1947-м, куда-то исчезли. Теперь-тο можно рассказать их историю. Они стали нелегалами, работали сначала в Чехословакии, затем в Латинской Америке. У них трое детей, родившихся там и не подозревавших, что они русские. Когда Михаил Иванович серьезно заболел, пришлось срочно возвращаться в Москву. Как же тяжело далось это и ему, и Анне! Их дети только в Москве поняли, кто их родители: «Теперь мы знаем, кто вы. Вы — русские шпионы». На родном языке дети не говорили.

Прекрасный хирург Бураковский сделал Михаилу Ивановичу Филоненко аортокоронарное шунтирование. Сегодня — это рабочая операция, хотя весьма непростая. Тогда она была связана с большим риском. Помимо этого у Филоненко был рак поджелудочной железы.

Короче, возникли проблемы: требовалось диетическое питание. В Латинской Америке пара «работала миллионерами», по крайней мере, были людьми очень обеспеченными. А зарплату, которая шла им в Советском Союзе, они перечисляли в Фонд мира. Когда приехали на родину, денег у них оказалось немного, а хороших продуктов достать было трудно. Помните это словечко «достать»? И мама специально ходила к Андропову. Он помог. Но продукты требовались постоянно. И когда мама стала руководителем советского Красного Креста, то получила право на талоны в закрытую столовую на улице Грановского. И однажды она нам с братом объявила: половина талонов — нам, половина — Филоненко. Мы часто навещали Михаила Ивановича, когда он лежал в госпитале. Как-то раз я пришел и долго говорил с ним. На редкость откровенным получился тогда у нас разговор. Это сегодня, как врач, я понимаю, что было у него предчувствие — ночью Филоненко умер.

А однажды маму пригласили на празднование годовщины, не помню уж какой, образования внешней разведки. И пришла она домой радостная. На ее пригласительном билете были роспись «Рудольф Абель» и еще маленький рисунок с русским пейзажем. Они, нелегалы, были закрыты. Но маму знали многие. Рудольф Иванович вежливо осведомился: «Не будете ли вы против, если распишется и мой коллега?» И тот, что был гораздо моложе Абеля, тоже поставил подпись — «Лонсдейл». Так мама познакомилась еще с одним нелегалом — Кононом Молодым. Ну, и третья подпись — Зоя Ивановна Воскресенская. Мы-то ее знали как писательницу, автора детских книг о Ленине, а не как разведчицу Зою Рыбкину.

Еще мама рассказывала мне, что когда приходила на стадион «Динамо» в праздники, то всегда встречала Игоря Иванова, занимавшего пост министра иностранных дел. Его отец был одним из командиров отряда ОМСБОН.

До последних дней своей жизни мама активно участвовала в ветеранском движении. Кстати, это она добилась, чтобы в Москве станцию метро «Измайловская» переименовали в «Партизанскую».

А еще в 1973-м маму наградили орденом Красной Звезды. Он был получен в мирное время, но за подвиги и дела сугубо гражданские его не давали. Думаю, ее наградили за работу по линии Красного Креста и каких-то специальных смежных организаций. Вероятно, госпиталь Красного Креста в такой закрытой стране, как Иран, играл для соратников мамы определенную роль. Возможно, в сборе информации или контактах, которые там было сложно контролировать иранской спецслужбе САВАК.