Брат, останься в живых - Владимир Колычев

Машина остановилась. Но это совсем не означало конца пути. Она то останавливалась, то тряслась по ухабистой дороге – и так без конца и краю... Но на этот раз открылись двери фургона, и скоро чьи-то сильные руки выдернули Никиту на свет божий, чью блаженную сущность помешал прочувствовать мешок на голове. Его куда-то потащили, куда-то внесли и откуда-то с высоты сбросили на землю. Никита очень больно ударился головой и внутренности при падении примял хорошо. Но сознания не потерял.

– Свежее мясо, бараны! – сказал чей-то грубый голос.

С головы содрали мешок, и впервые за многие дни Никита смог осмотреться вокруг. Первый, кого он увидел, был склонившийся над ним мордоворот с ножом в зубах. Не хватало платка на голове, чтобы закончить образ кровожадного морского пирата. Впрочем, морем здесь и не пахло. Разве что кровью... Человек – это звучит гордо, но выглядит так омерзительно. Но мордоворот не огорчил Никиту, а, скорее, порадовал. Сначала он вытащил кляп изо рта, а затем срезал веревки на руках и ногах. С каким бы удовольствием Никита предался с ним стариной русской забаве – сначала с правой в морду, затем с левой, а затем и ногой, желательно в живот. Но не слушались его ни руки, ни ноги. Он даже зарычать не мог – рот онемел и даже не закрывался.

– Живи, быдло! – злорадно прохрипел мордоворот и, поднимаясь, не больно, но унизительно пнул Никиту в бок.

– Если сможешь, гы-гы... – добавил второй такой же злобный голос.

Оказывается, тюремщиков было двое... Именно тюремщиков. Никита уже понял, где оказался. Это было что-то вроде землянки с люком вместо входной двери. Через этот люк он и падал с трехметровой высоты. А ведь мог и шею свернуть ненароком. Пол застлан грязным линолеумом, стены и верх обшиты неструганой доской, под потолком тускло светит лампочка. Нары вдоль стен – в два яруса. На них изможденные, затравленного вида люди. Человек двадцать, а то и больше. Кто-то лежит, кто-то сидит, покачиваясь. И все, кто не спит, молча смотрят на Никиту... Но это явно не обычная тюрьма. Скорее всего, невольничий лагерь, и вряд ли созданный на законном основании...

Однажды ему довелось побывать в учреждении подобного рода. О том лагере он и рассказывал Стасу незадолго до катастрофы. Неужели накаркал?..

Тюремщики по лестнице поднялись наверх, наглухо задраили люк. К Никите шаркающей походкой подошел какой-то мужик в грязной фуфайке. Желтое, как у мумии, лицо, воспаленные глаза, коричневые пеньки вместо передних зубов... Хоть лето еще на дворе, а в землянке было прохладно и сыро. Так что фуфайка была бы сейчас в самый раз...

– Подняться сам можешь? – не то чтобы лениво, но без охоты попусту тратить слова спросил мужик.

Никита попробовал подняться. С первого раза не вышло. Но со второго он все же встал на две точки опоры, но с риском свалиться на третью.

– Захарыч, – не подавая руки, представился мужичок.

Тем же ответить Никита не смог. Хотел назвать свое имя, но вышло какое-то нечленораздельное мычание. Захарыч понимающе кивнул и ничего не сказал.

Он махнул рукой, увлекая Никиту в глубь подземной «каюты». Показал ему на свободное место на нарах.

– Твое место... Здесь Петро раньше был...

Чтобы не расходовать драгоценные, по его мнению, слова, Захарыч вознес глаза к небу. Или своей смертью умер Петро, или убили – догадайся сам...

– Жрать хочешь?

Никита кивнул головой. Он и не знал точно, сколько дней он провел в неволе. Но за все это время во рту не было и маковой росинки. Его спасало то, что чувство голода атрофировалось в нем вместе с мыслями и мышцами. Но сейчас аппетит разыгрался в нем, как шторм в бушующем океане... Эх, сейчас бы на родной остров, под проливной тропический дождь, все равно... И надо было ему покидать Багамы?..

На островах гуляют муссоны и пассаты, там свежий воздух, насыщенный энергией океана... Он хотел есть, но еще больше не хватало воздуха, хотя бы затхлого, но не вонючего, как здесь. Грязная одежда, грязные тела, вонь от параши...

Никита кивнул. Он много чего сейчас хотел.

– Пожрешь. Завтра. Если работать хорошо будешь...

Выразительный взгляд с его стороны сподвиг Захарыча на продолжение темы.

– Здесь у нас не тут. Здесь работать надо. Хорошо работаешь – ешь мясо, плохо – сосешь лапу... А теперь спать. Поздно уже...

Никита плашмя рухнул на жесткий дощатый настил. Сосед с правой стороны никак не отреагировал на него. Потому что спал. Зато второй сразу же повернулся к нему. Это был высокий мосластый мужик с крупной головой, с неестественно тонкой шеей – или рахит, или шея усохла. Землистого цвета лицо, красные белки глаз – то ли сосудистая система шалит, то ли игра света такая...

– Добро пожаловать!

Сосед пыхнул на Никиту зловонным дыханием. Но на фоне общего смрада оно не особо ужасало.

– В-а-а-ад...

Никита хотел добавить: «В ад...» Но вышло то, что вышло.

– Илья, – назвался сосед.

– Ни-и... Ни-и-ки-т... Ни-и-к-и-ита...

Все-таки он смог назвать свое имя. Но радоваться было нечему. Вот если бы он смог удрать отсюда.

– Никита?

– А-ага...

– Замечательно... Хотя чего уж тут замечательного?

Казалось, Илья читает его мысли.

– Видно, что тебя издалека везли... Нарочно издалека везут, чтобы рядом не искали... А меня вот не везли. Я сам пришел...

– Где-е... Мы-ы... Где мы?

– Беломорье, Крайний Север. Тайга на вечной мерзлоте. Глухие места, топи... Я геолог по профессии. Кимберлитовые трубки здесь искал... Знаешь, что это такое?

– А-алма-азы... Алмазы...

– Совершенно верно... Здесь должны были быть алмазы. И они здесь были. Были и есть... И уже в разработке... Алмазная трубка здесь, алмазный карьер, с хорошим выходом... Незаконная разработка... Своя инженерия, своя рабсила, своя охрана. И маскировка умная – из космоса ничего не видно. А кто случайно сюда забредет, тот здесь и останется. Вот меня занесло... И меня, и Лешку с Генкой... Лешка сейчас здесь, в инженерах. Продался, сволочь... А Генку под завалом похоронило...

– Заткнитесь там! – донеслось откуда-то с верхнего яруса.

Илья послушался – и рот закрыл, и глаза. Никита последовал его примеру. Ему хотелось спать, и он надеялся быстро заснуть. Но не тут-то было. Сказывалось нервное возбуждение и разбуженный голод. Заснуть удалось только далеко за полночь...

А рано утром прозвучала команда «Подъем!». Только сам Никита знал, каких сил ему стоило выполнить ее. Появившиеся охранники в натовском камуфляже выгоняли людей из протухших, но теплых нор на холодный воздух.

Таежная глухомань, низкорослые сосны и лиственницы, хоть и лето на дворе, но воздух холодный – чувствовалось дыхание Заполярья. Утро хоть и раннее, но небо над головой светлое – полярный день как-никак. Небо было бы еще светлей, если бы его не скрывала не самой высокой плотности маскировочная сеть, растянутая под хлипкими вечнозелеными кронами. Под сетью – своя жизнь, недоступная спутниковому оку из космоса. Локальная зона – колючая проволока под током от дерева к дереву, караульные вышки с часовыми. Где-то лает овчарка... Лагерная жуть, одним словом.