Якоб решает любить - Каталин Дориан Флореску

Когда я пошел прочь, он, все еще занимаясь ножами, крикнул мне вслед:

— Не верь ни единому слову моей матери! Ты родился всего лишь на навозной куче!

Когда я добрался до границы деревни, уже наступил вечер и звонили колокола. Война началась и для нас.

* * *

Своим именем я обязан дедушке. Он всегда утверждал, что это была ошибка француза Туттенуйя — сельского писаря, записавшего мое имя с буквой «с», а не «k». Но рассказывали и другую историю.

Якобы вскоре после моего рождения в деревню приехал в коляске какой-то человек и остановился прямо у нашего двора. Он громко постучал в ворота, и дед открыл ему. Отец уехал с новым управляющим-румыном, хотел осмотреть земельный участок, на котором собирался построить мельницу. Он тогда уже успел скупить у крестьян из соседних сел — поскольку трибсветтерцы ему ничего не продавали — столько земли, как будто боялся, что она скоро кончится и ему не хватит.

Дед выслушал приезжего, и то, что он услышал, так взволновало его, что он пригласил гостя в дом и позвал мать. Они налили незнакомцу стакан вина, и тот начал рассказывать.

В газете он прочитал о том, что Американка наконец нашла себе жениха, вышла замуж и родила ребенка. Крупный заголовок гласил: «Нарру end»[17]. В статье упоминалось имя и происхождение моего отца, да так подробно, что этот человек тут же решил ехать к нам.

Незнакомец утверждал, что на самом деле это он — настоящий Якоб, а мой отец украл у него имя и еще кое-что. У него работал конюхом некий Франц. С самого начала с ним приходилось нелегко: Франц не терпел замечаний, даже угрожал хозяину, а если не угрожал, то умел так себя поставить, что его боялись. Он был очень способным и иногда даже приятным человеком, но в любую секунду мог перемениться.

Однажды они разругались в пух и прах из-за того, что Францу казалось, будто ему мало платят. Но дела хозяина приносили так мало дохода, что он едва ли мог платить больше. Проснувшись на следующее утро, он увидел, что конюх стоит у его кровати и злобно смотрит на него. Он так испугался, что немедленно уволил парня.

Поначалу казалось, будто Францу это было все равно. Тот даже сказал, что это его вполне устраивает, потому что скоро он женится на богатой невесте. Насколько знал гость, Франц устроился на работу в лавке тканей у одного еврея. Но потом, примерно через месяц, хозяин проснулся ночью и увидел, что его хлев горит. Почти ничего не удалось спасти. Франца с тех пор и след простыл, и вот, несколько дней назад, он прочел о нем в газете.

— Но так может любой заявиться, — не поверила мать. — Откуда нам знать, что вы не мошенник? Может быть, вы просто хотите денег?

— Вот именно. Якоб прочитал газету и решил жениться. А вы прочитали газету и решили разжиться деньгами, — поддержал дед. Он уже встал и собрался вывести настоящего или ложного Якоба, но тот возразил:

— Но, господа! Что вы такое говорите? Я оказался пострадавшим. Он спалил мою скотину и украл отцовские золотые часы.

Мать пробормотала:

— Золотые часы?

— Да-да. Наследство.

Мать пошла в спальню и принесла часы, которые муж подарил ей в день свадьбы.

— Это они?

Незнакомец кивнул.

И тут в прихожую зашел отец, он снял сапоги и крикнул:

— Роскошная будет мельница, все по последнему слову техники. Теперь у нас будет монополия на всю округу. А чья это коляска на улице?

Он вошел в комнату и застыл в дверях. Мать, до этого смотревшая на свои руки, поглядела на него.

— У нас гость. Он утверждает, что его зовут Якоб и что вы — совсем не вы.

Только теперь мужчина встал и повернулся, так что отец увидел его лицо. Руки отца сжались в кулаки и снова расслабились. Он глядел то на чужака, то на часы, лежавшие на столе.

— Значит, ты меня нашел. Чего ты хочешь? Денег?

— Я хочу лишь предостеречь этих людей от тебя.

Отец шагнул вперед, но остановился. Его сильные руки вцепились в спинку стула, словно желая раздавить дерево.

— Что он вам рассказал?

— Что тебя зовут не Якоб, а Франц и что ты поджег его хлев. Что ты не обнищавший крестьянский сын, а конюх. И еще ты украл у него часы, — заявил дед.

— А он рассказал, что месяцами не платил мне и что даже в морозы мне приходилось спать в хлеву?

Отец держался все уверенней и наконец так разошелся, что взял часы и поднес их к лицу незнакомца.

— Ты их хочешь? Так вот — ты их не получишь. Я взял их в счет жалованья. К тому же они теперь принадлежат моей жене, это свадебный подарок.

Он схватил приезжего за руку и притянул к себе.

— Послушай-ка меня. Все, что ты видишь здесь, — мое. Только что я подписал договор о покупке участка земли вдвое больше того, чем владеешь ты. Теперь у меня есть все, что мне нужно: скотина, поля и крепкое хозяйство. И если ты думаешь, что можешь вот так просто заявиться и встать между мной и моей собственностью, то ты сильно ошибаешься. Если ты посмеешь еще кому-нибудь болтать это вранье, я вернусь в Бокшан и найду тебя. А теперь — пшел вон! Это мой дом и моя семья. А у тебя нет ни того, ни другого. Братишка.

Но мужчина не уходил, переминаясь с ноги на ногу, тогда отец схватил его за воротник.

— Хлев, — тихо сказал незнакомец.

— Значит, ты хочешь денег. Ладно, будут тебе деньги. — Он повернулся к матери. — Принесите денег из шкатулки. Не жалейте! — приказал он.

Мать попыталась что-то возразить, но отец поставил ее на место:

— Вы не слышали, что я сказал? — Он говорил негромко, деду даже приходилось напрягать слух, чтобы расслышать его. Но слова отца звучали так, что никто не осмелился ему перечить.

Он взял пачку банкнот из рук матери и сунул ее чужаку в карман пальто.

— Это более чем царская награда за твой жалкий хлев и пару тощих животин.

Отец схватил незваного гостя за локоть и потащил за собой до самой улицы, затолкал его в коляску, хлестнул лошадей плетью и, лишь когда коляска свернула на Главную улицу, вернулся в дом.

— Ну вот, с этим разобрались, — сказал он, снова в хорошем настроении. — Что у нас на обед? — И довольно потер руки.

— Кто вы на самом деле? — спросила его мать.

Он опять нахмурился.

— Разве я вас спрашивал, кто вы? Как вы разбогатели в Америке? Все вокруг говорят, что вы эти деньги зарабатывали, лежа на спине.

— Однако вы не брезгуете моими деньгами. Раздаете их направо и налево.

— Не ради себя, а ради Обертинов. Всем известно, что я женился на шлюхе. Разве я вам что-нибудь говорю из-за этого? Я не задаю вопросов, потому что я знал, на что иду. Вы тоже знали. Если вы берете мужика с улицы, пускаете его в свою постель и выходите за него замуж, то все знаете. Ну конечно, вам же было куда приятнее, что я хоть и босяк, но сын бедного крестьянина, а не конюх без роду и племени. Ваше желание завести семью и наследников оказалось сильнее рассудка. Вот и прекрасно, для меня. Я просто хочу жить хорошо. И сделаю для этого все. Можете не сомневаться.