Игра или страсть? - Элизабет Торнтон

– Да?

Он кивнул.

– Теперь сплетникам не о чем будет судачить. Мы поставили их в тупик.

– Разве?

– Ну подумайте сами. Мы будем все время вместе – именно так поступают обрученные пары. А нам с вами нужно разгадать тайну. Видя нас вместе, никто не сочтет это странным. Они не будут знать, что мы на самом деле задумали. С другой стороны, – он потер переносицу указательным пальцем, – осторожность не помешает. – Его глаза улыбались. – Один неверный шаг, и я могу оказаться женатым на вас.

Она метнула на него испепеляющий взгляд.

– Я думаю о замужестве не больше, чем о том, чтобы переплыть Ла-Манш.

Он рассмеялся в ее сердитые глаза.

– Если мы намерены убедить окружающих, что мы помолвлены, вам лучше придержать свой острый язычок.

Не придумав подходящую колкость, Марион лишь холодно вымолвила:

– Ленч, должно быть, готов. Может, присоединимся к остальным?

Брэнд замедлил ее бешеную скорость, попросив руку.

– Я пока еще не готов бегать, – сказал он, поморщившись и дотронувшись до раненой ноги.

Марион тут же раскаялась:

– Простите! Я не подумала.

Он с готовностью принял ее предложение не только потому, что нуждался в поддержке, но и потому, что хотел обнять ее. Он все время думал о том, что могло случиться в коттедже, не последуй он за ней, и безымянный страх гнездился под ложечкой. Он всегда знал, что ей не занимать храбрости, и она доказала это, пытаясь вырвать оружие у нападавшего.

Их мнимая помолвка давала ему прекрасный предлог удерживать ее поблизости. Она не должна далеко уходить от него, пока они не поймают бандита, вломившегося в ее дом. Теперь ему казалось, что случаи в Воксхолле и Королевском театре связаны с нападением в коттедже, но он пока не стал упоминать о них. Ей и так досталось, незачем добавлять волнений.

– Марион, – сказал он, – я не хочу, чтобы вы возвращались в свой коттедж до тех пор, пока мы не убедимся, что вам больше не грозит опасность. Никому не покажется странным, если вы несколько недель поживете в Прайори.

Она засмеялась нервным смехом.

– Я и сама так подумала. И сестрам велела держаться подальше от коттеджа. Я не перестаю думать, что могло случиться, если бы одна из них случайно наткнулась на бандита.

Он снял руку с ее плеч и повернулся к ней лицом.

– Если они такие, как их старшая сестра, уверен, он бы сбежал.

– У него был пистолет.

– Ему нужны были письма, вот и все. Он пальнул в меня только потому, что у меня тоже был пистолет.

Собственные слова не убедили его самого, но он хотел унять страхи Марион.

Они медленно продолжили путь. Брэнд опирался на руку Марион.

– А у вас действительно нет никаких писем Ханны? – немного погодя спросил он.

– Во всяком случае, до сих пор мне не попалось ни одного. Все, что у меня есть, – это несколько писем, которые Эдвина писала моей матери, я привезла их из Кесвика. Но в них нет ничего такого.

– Все равно я бы хотел прочесть их.

– Хорошо. Марион заметила:

– Я думаю, мы должны начать наше расследование с Ханны. Кто дружил с ней? Какие у нее были планы? Я знаю, что она работала гувернанткой в Брайтоне. Возможно, ее последняя нанимательница что-нибудь знает. Хорошо, если мы сумеем отыскать ее.

Брэнд сверкнул улыбкой.

– Похоже, мы мыслим в одном направлении. Я знаю, кто ее последняя нанимательница: миссис Лав, Шип-стрит. И она по-прежнему живет там.

Марион была поражена.

– Откуда вы это узнали?

– От нашего милого доктора. Как выяснилось, Хардкасл очень хорошо помнит Ханну и всех сестер Ганн. Он сказал мне о миссис Лав. Видите ли, Ханна просила его дать письменную рекомендацию.

– И миссис Лав по-прежнему живет по тому же адресу?

– Очевидно. – Брэнд искоса взглянул на нее. – Еще он сказал, что Эдвина была такой строгой, что Ханне просто житья не было. Он верит слуху, что Ханна всеми силами стремилась вырваться из-под надзора Эдвины.

Марион тихонько вздохнула.

– Думаю, у Эдвины с моей мамой много общего. Они обе были сильными, решительными женщинами.

– Как вы? – спросил он.

Она посмотрела на него внимательным взглядом.

– Вы считаете меня такой?

– Это было сказано как комплимент. Только сильная, решительная леди, – продолжал он, – набросится на мужчину с оружием и попытается отобрать пистолет. Вы удивительная, бесстрашная женщина, леди Марион Дейн.

Она ничего не ответила, но на щеках заиграл румянец. Он удивился, что такое небрежное замечание могло подействовать на нее столь сильно. Она привлекательная, умная, способная женщина. Если бы она увидела в нем привлекательного, умного, способного мужчину, они могли бы перестать пикироваться и… что?

Он не мог представить женитьбы, но ясно представлял Марион в своей постели. Он испытывал чисто мужское, примитивное удовлетворение, когда вспоминал, как она откликалась на его малейшее прикосновение.

Куда все это может его завести?

Марион прервала ход его мыслей:

– Знаете, Брэнд, я все думаю о собачке Ханны. Гувернантки обычно не держат собак, верно?

– Насколько я знаю, нет.

– Тогда кому она принадлежала и что с ней стало?

– Возможно, Хардкасл знает.

– Или, быть может, миссис Лав. Вы ведь возьмете меня в Брайтон, чтобы расспросить ее? В конце концов, я – племянница Ханны. Мне миссис Лав может рассказать больше, чем вам.

– Я подумаю об этом.

Она смерила его гневным взглядом. Конечно, он возьмет ее с собой в Брайтон, иначе как приглядывать за ней? Куда он, туда и она, и наоборот. Но пикироваться с ней доставляло ему огромное удовольствие.

– Ведь ее слова могут натолкнуть меня на какие-то воспоминания. – Она так и кипела негодованием. – Я могу оказать неоценимую помощь в нашем расследовании.

– Это верно. Но надо сохранять секретность. Все, что мы будем делать, должно выглядеть невинно и обыкновенно, чтобы наш злодей и не заподозрил никакой угрозы.

– Я это знаю. Я же не дурочка! С этим он не мог спорить.

За ленчем Брэнд сделал официальное объявление об их помолвке. Сестры Марион пришли в восторг. Его семья, как и следовало ожидать, восприняла заявление с обычным хладнокровием. Даже герцогиня, которая точно была рада новости.

Марион убеждала себя, что так даже лучше. Она не будет чувствовать себя виноватой, когда придет время заявить, что они с Брэндом пойдут каждый своим путем. Не будет ни слез, ни переживаний. Хорошо, если они через неделю после этого вспомнят, как ее зовут.