Другое тело - Милорад Павич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 54
Перейти на страницу:

— Неужели, отец, вы сомневались? Об этом все уже знают. Его ждут завтра около полудня, в доме священника уже сделали уборку и приготовили гусыню, откормленную кукурузными клецками. Нужно и нам поразмыслить на случай, если отец Ружичка начнет готовить то, что задумал.

— О чем это ты?

— Неужели вы, отец Гавриил, и вправду считаете, что он собирается с вами шутить? Нет! И мы должны найти способ позаботиться о вас, если он захочет воплотить свое намерение.

— Какое намерение? Меня прикончить?

— Вам это предсказано.

— Аксиния, Аксиния, да кто же ты?

— Я дождь, я та, с которой нельзя разминуться, — сказала она и поцеловала его так, словно этим поцелуем хотела накормить. — А вы, отец, кто вы? И не можем ли мы сделать что-нибудь, чтобы облегчить вам душу? Хотя бы наполовину.

С этими словами Аксиния извлекла из-за пазухи крохотную лепешку, еще горячую от тепла ее груди. Показала Гавриилу и крепко поцеловала его еще раз.

— Теперь я понял, что у тебя на уме, — сказал он. — «Привой»? Я тоже об этом подумал.

Девушка кивнула.

— А что другое? И сами знаете, отец, то, что есть между нами, долго длиться не может. Как черный буйвол, велик тот дьявол, что угнездился в наших сердцах. Мы должны изгнать его из себя! Я знаю, что эта ночь — ночь нашего расставания. Наша последняя ночь. С завтрашнего утра я больше не смогу любовью пить вашу душу. Ваша душа монаха должна после этого вечера очиститься. Стать чистой для дороги на тот свет, если того захочет Бог и если у Ружички получится, что он задумал. Но скажите, неужели наш с вами грех нельзя смыть исповедью у духовника Киприяна, вместо того чтобы травить себя «привоем»?

— Можно, но «привой» это нечто другое. Более действенное. Для тебя, раз ты не монашка и не должна, как я, строго следовать нашим правилам, наша любовь не такой уж большой грех, а вот мне придется подвергнуться более сильному и трудному испытанию.

— Что значит — более сильному?

— Есть разница между отпущением, которое после исповеди может дать мне отец Киприян, и тем освобождением от греха, которое происходит в результате «привоя». Если верно то, что говорят наши старики, передача растению своих воспоминаний означает, что платить приходится вдвое дороже. Потому что в том случае, когда человек прибегает к «привою», на земле остаются не только его грехи, но и все хорошее, что он совершил. А значит, на том свете, во время Страшного суда, при нем не будет не только плохих, но и хороших дел. Кроме того, это совсем не то, что покаяние на исповеди, потому что на словах каяться легко. А вот отдать и добрые дела, и грехи за то, чтобы все стереть, отдать это дереву, чтобы оно унесло все под землю, совсем другое дело. Только так достигается полное очищение и духа, и тела.

— Так что же, вы, отец, отдадите все добро, которое сделали, за то, чтобы стерлась память о нашей любви?

— Да. Но и ты должна мне помочь, и ты должна после этой ночи стереть меня из воспоминаний.

— А если вы сотрете в вашей памяти все свои грехи, то Бог их тоже забудет?

— Нет. Но я смогу начать жизнь сначала и меньше грешить.

— Этот яд растений, который стирает воспоминания, он очень силен? Сможете ли вы меня потом узнать, отец?

— Смогу, но я перестану помнить самое лучшее из всего, что между нами было…

Они лежали в лодке, прижавшись друг к другу, посреди темноты и слушали ночь. И тут он сказал, словно размышляя вслух:

— Что же это за другой закон, более сильный, чем Божий закон? Это людское желание и злонравие, которое ни плетки, ни морской глубины, ни долгой болезни, ни несчастий, ни даже вечных мук не боится!

Аксиния повернулась к нему и начала целовать его так страстно, словно поцелуями хотела заставить замолчать. И вместе с каждым поцелуем шептала какую-то фразу. Всякий раз одну и ту же.

— Что это ты делаешь своим языком? — спросил он между поцелуями.

— Смеюсь.

Он посмотрел на нее изумленно. Она лежала красивая и в сумраке словно незнакомая. И пахло от нее хлебом. Ему показалось, что сейчас он с ней впервые.

— Смеешься?

— Да. Это улыбка Кибелы.

— Значит, ты ворожишь?

— Ворожу. Конечно, ворожу. Мать научила меня волшебным словам. Она сказала однажды: когда ты выберешь мужчину, от которого захочешь родить, произнеси эти слова вместе с поцелуем, который дашь ему. Они помогут тебе забеременеть.

— Зачать ребенка? — спросил он и поцеловал ее, в ответ на что она в поцелуе повторила волшебные слова. Гавриил смог прочитать эти слова с ее языка. Улыбка Кибелы гласила: Mille dugento con sessanta sei.

— А могут ли эти волшебные слова помочь в зачатии другого тела?

— Какого другого тела?

— Духовного тела.

— Не пугайте меня, отец, лучше любите, пока еще можно, — ответила девушка, прижимаясь к Гавриилу.

Тогда он потянулся к кувшину, полному воды. Этот кувшин, из тех, что делают на Халкидиках, стоял рядом с лодкой, горлышко у него было в виде мужского члена. Гавриил наклонил его, отпил глоток, а потом влажным горлышком вошел в Аксинию, продолжая наклонять посудину до тех пор, пока из нее в девушку не вылилось немного жидкости.

— Сейчас я хочу тебя, — прошептала она.

И Гавриил наконец погрузился в любимую женщину.

Над ними царила ночь, снаружи были слышны звуки воды, тихо гудели колокола, они напоминали об их грехе и нашептывали в уши:

Как море, что иногда с рокотом вздымается и волнами о берега бьется, но позже, утихая, всегда возвращается в самое себя, так и сердце человеческое, взметнувшись в любови, ударяет в берег, а после к себе самому уходит…

Они помнили, что так же было и с ними, помнили вес времени, пока тихо спускались с башни и шли к берегу реки, унося на губах вкус улыбки Кибелы. Аксиния на груди грела лепешку, а иеромонах держал в руке нож. Такой, какими пользуются садовники для прививки фруктовых деревьев. Острый, как свист кнута. Когда они дошли до Дуная и нашли там цикуту, Аксиния протянула Гавриилу лепешку, а он, одаривая растение, вложил ее в одно из разветвлений. Сияла луна, было видно, что туман течет вниз по Дунаю быстрее, чем вода.

— Будем надеяться, что эта цикута не из самых сильных. Но действительно ли после того, как ты предашь забвению половину своих воспоминаний, тот грех, что лежит у нас с тобой на душе, останется в растении и не будет больше отягощать нашу совесть?

— Мы этого не знаем. Знает Бог, а народ просто верит в это. Народ верит, что, когда растения и люди обмениваются соками, они обмениваются и своей памятью.

— А сможешь ли ты после этого снова любить?

— Кого?

— Кого угодно. Меня?

— Если такое случится, мне придется снова пройти через «привой».

1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 54
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?