Тайна наложницы - Шахразада

– О прекраснейшая, вот тут я, как ни странно, могу просветить тебя. Эти места мне знакомы. Вокруг нас то, что на моей родине называется деловыми кварталами: сюда на службу приходят ростовщики и банкиры, купцы и управители караванных путей.

Джамиля побледнела – она поняла, как далеко от дома оказалась. И мысль о том, что придется возвращаться под проливным дождем, пусть даже и не в одиночку, заставила ее впасть в уныние.

– Но почему ты так опечалилась, о Джамиля? – спросил халиф. О, он, оказывается, был не менее проницателен, чем любой другой мужчина. Особенно когда дело касалось его девушки. Ну, конечно, еще не совсем его девушки. Но Гарун-аль-Рашид уже успел привыкнуть к мысли, что эта тоненькая, с необычным украшением на шее и удивительными глазами Джамиля – его суженая. И потому стал подобен всем влюбленным, которые замечают даже тень печали на лице своих избранниц. Причем чаще всего видят это именно тогда, когда никакой печали вовсе и нет.

– Увы, мой добрый Клавдий, – произнесла девушка. – Вскоре нас застигнет непогода… И мы не сможем нигде укрыться. А до моего дома ох как неблизко! И мы можем превратиться в двух мокрых куриц, пока доберемся до горящего очага, где сможем согреться.

О, как радовали слух халифа слова «мы сможем»! Как бы он хотел, о нет, он мечтал, чтобы эти нежные уста всегда говорили только «мы»! «Полцарства, о нет, все царство отдал бы я за это… И да хранит меня Аллах всесильный и всемилостивый, если не сдержу слова!»

Тут Гарун-аль-Рашид вспомнил о глупом Абу-ль-Хасане. «И если мальчишка справится, если сможет он судить и миловать, вести себя подобно халифу и править моими подданными, я оставлю все как есть! И тогда смогу наслаждаться прекраснейшей из женщин, назвав ее своей женой, став для нее мужем, опорой, защитой… Аллах всесильный, я мечтаю об этом! И о дюжине ребятишек с моим лицом и золотым характером Джамили!»

Халиф столь глубоко погрузился в эти сладостные мысли, что не почувствовал первых капель дождя, упавших на его лицо. И если бы не вскрик девушки, он продолжал бы планировать свою счастливую жизнь до того самого дня, когда разлучит его с Джамилей Разрушительница всех грез.

– О Аллах, глупый иноземец! Мы сейчас промокнем до нитки!

Халиф рассмеялся и, схватив девушку за руку, потащил по знакомой улице. Там, в самом ее начале, распахнул свои двери тот самый постоялый двор, что приютил иноземного купца Клавдия. О да, не зря было потрачено сегодняшнее утро! Ибо теперь купцу Клавдию, нет, халифу Гарун-аль-Рашиду, было где спрятать свою любимую от гнева стихии.

К счастью, им удалось почти не промокнуть. В тот самый миг, когда ливень обрушился на жаждущий влаги Багдад, купец и его милая усердная провожатая уже устроились у жарко пылающего очага в личных покоях Клавдия. И, о чудо! сам хозяин постоялого двора принес в роскошные комнаты согретое со специями вино и огромный поднос яств.

Теплое вино сделало свое дело. Руки Джамили согрелись, губы порозовели, на щеки вернулся нежный румянец.

«Она самая прекрасная, самая желанная, самая удивительная на свете девушка! – думал халиф, любуясь тем, как Джамиля болтала и грызла твердую сладкую грушу. – Как бы я хотел, чтобы она позволила мне поцеловать себя… О Аллах милосердный, я мечтаю о ней, но боюсь спугнуть, словно дикую серну! Как же мне быть?»

И, словно в ответ на эти мысли халифа, Джамиля отложила грушу и каким-то новым, оценивающим и в то же время страстным взглядом окинула Гарун-аль-Рашида. Он понял, что иной возможности может и не представиться, и, наклонившись к ней, запечатлел на самых прекрасных устах в мире первый поцелуй.

Едва слышный вздох вырвался из груди девушки, но губы уже требовали новых поцелуев. Джамиля в единый миг превратилась из пугливого зверька в страстную, жаждущую любви женщину.

– Я так долго ждала тебя, мой любимый, мой единственный, мой…

Но более она не смогла сказать ни единого слова, ибо халиф наконец смог поверить своему счастью и наслаждался теперь поцелуями, то невинными, а то жаждущими, страстными, обещающими и дарящими блаженство.

Вскоре Гарун-аль-Рашид понял, что не в силах более оставаться одетым, пусть даже и иноземцем, не в силах более удерживаться и лишь едва касаться ее прекрасного тела через несколько слоев одежды. Он, осмелев, обнял плечи девушки и прижал ее к себе, словно более не собирался разжимать этих объятий никогда.

– Я… Я хочу… хочу насладиться тобой, мой Клавдий… – едва слышно проговорила Джамиля. О, похоже, она и сама удивилась своим словам.

– Я мечтаю о тебе, моя греза…

– Я твоя… Я твоя… – проговорила Джамиля, чувствуя, как халиф осторожно снимает булавки с ее хиджаба, освобождая волосы.

Прикосновение прекрасных кос было подобно удару молнии. Ибо, почувствовав их шелковистую тяжесть, понял Гарун-аль-Рашид, что это вовсе не сон и самая желанная девушка в мире принадлежит ему наяву.

Он взглянул в лицо Джамили и не мог не задохнуться от радости. Но мудрый внутренний голос, о какое счастье, что он менее подвержен страстям! прошептал: «Не торопись, не торопи ее. Дай ей чуть привыкнуть к себе… Представь, что сегодня ваша первая брачная ночь…»

– О прекраснейшая… великолепная! Остановись на миг… Не торопись…

– Я вся твоя, мой любимый… Говори, что мне делать, я стану твоей ученицей.

– Да будет так. Тогда позволь мне снять с тебя одеяние… И позволь мне избавиться от своего платья…

Джамиля с закрытыми глазами позволила халифу снять с нее кафтан. Но стоило ему лишь коснуться ее нежной шеи, как глаза девушки широко открылись. Гарун-аль-Рашид почувствовал головокружение и постарался успокоиться в самых обыденных деяниях. Он сбросил кафтан и рубаху, сел и наклонился, чтобы расшнуровать сандалии.

И тут произошло истинное чудо: из статуи Джамиля прекратилась в живую женщину. Она поспешила к нему и склонилась над его ногами, чтобы помочь. Сняв с него сандалии, она залюбовалась его ступнями, чем донельзя изумила Гаруна.

Ощутив на своей голове прикосновение его руки, она вздрогнула.

– Ты не должна снимать с меня сандалии, мое чудо!

Эти простые слова пробудили в Джамиле ту, что дремала долгие десять лет: о да, сейчас ее душа стала душой Та-Исет, живой, жаждущей любви. И это преображение не могло пройти мимо внимания Гарун-аль-Рашида. Ему показалось, что совсем другая, сильная и опытная женщина глянула сейчас на него из-под черных густых ресниц.

– Но я хочу этого! – возразила она. – Это же мелочь… Но ты сможешь почувствовать, как сильно я люблю тебя.

Гарун протянул руку, пальцами приподнял за подбородок ее голову. Он долго и пристально смотрел в ее прекрасные, желанные глаза. Потом его губы слегка коснулись ее губ, вызвав легкий трепет в ее теле. Она смущенно опустила глаза и вдруг заметила, что на нем в этот момент остались только короткие кюлоты, какие носили франки. Джамиля, будто зачарованная, рассматривала мускулистые и стройные ноги иноземца. Он чувствовал, что ей хочется прикоснуться к нему, но пока она еще боится сделать это.