Нелюбимая - Мария Садловская

— Садитесь, Виктор! Можете на диване располагаться, там удобно. Разговор будет серьезный. Я даже не знаю, как начать…

Она, закусив губу, замолчала. Он попытался ей помочь:

— Давай, во-первых, будем на «ты», как договорились. Во-вторых, я не пью, если тебя это беспокоит.

— Это хорошо, слава богу, что не пьешь! Но есть еще — в-третьих. И вот это «в-третьих», пожалуй, самое сильное!

— Ну что еще? — протянул Виктор уставшим голосом.

— А вот то, что ты губишь ребенка, своего сына! В каком виде ходишь на работу?! Хотя бы заметил, что у тебя на ногах сегодня были разные носки?! Целый день на тебя глядели люди, твои подчиненные… а на лицо свое погляди! Неужели не можешь на пару недель поехать в какой-нибудь оздоровительный санаторий — привести себя в порядок?! Платоша, как видит тебя, всякий раз пугается! Сегодня он тебя тряпичной куклой отвлекал. Я ему дала эту поделку из отчаяния, когда он рыдал ночью, звал маму. Его тогда кукла успокоила, он подумал, что и его папу она успокоит…

Надежда остановила себя, услышав свой громкий голос. Еще Платоша проснется! Передохнула и уже потише закончила:

— Он мне признался, что хочет тебе рассказать о сломанном самолете. И чтобы ты не волновался, потому что мама Оля с бабушкой Зоей — вместе… Ребенок придумал, как самому себе помочь, не дождавшись этого от нас! Понимаю — большое горе перенес. Но ты, здоровый мужик, почему не можешь взять себя в руки?!

Откуда ни возьмись, в Надежде появилась злость. Да, Виктор, мягко говоря, ей нравится. Но когда речь идет о дальнейшей судьбе ребенка, все сантименты в сторону, и чем резче она будет говорить с Виктором, тем лучше!

Виктор, сидевший до сих пор с опущенной головой, выпрямился и ровным, без интонации, голосом ответил:

— Еще не перенес, и вряд ли перенесу…

Надя молча глядела на него, ждала.

— Ты пойми, я — умер вместе с Олей. Не чувствую себя совсем. А если чуть оживаю — знаешь как больно?..

Глазами больного, брошенного хозяином пса Виктор глядел Надежде в лицо…

Он молчал, но в воздухе витало: «Ну помоги, если можешь…»

Наде стало плохо. Так плохо, как было после смерти Любы-мамы, когда девушка сидела на скамейке возле своего дома.

Она тогда взяла под скамейкой ключи, их недавно держала в руках ее мама. Прикладывала к губам прохладные ключи… и ей становилось легче.

Надежда не помнила, как оказалась рядом с Виктором и рукой коснулась его щеки. «Я знаю, как больно! Сейчас, сейчас станет легче!»

Неизвестно, она вслух это говорила или про себя? Но только обхватила его лицо двумя ладонями и гладила-гладила. И в глаза близко глядела…

Брошенному псу лишь бы хозяина обрести. А боль пес перетерпит…

Виктор схватился за ее руки, сильнее прижимая их к своему лицу… Надежда, не удержавшись на ногах, очутилась на коленях Виктора.

Они были как два тяжело раненных человека… Они помогут друг другу, обязательно! Потому что поодиночке — смерть! А вдвоем — справятся.

И прижались друг к другу, плотно прижались — так накладывают жгут, чтобы остановить кровотечение. И губами тоже прижались. Губами — особенно, потому что, казалось, кровь циркулирует от одного к другому.

Боль пропала, а смерть отступила в затемненный угол и исчезла, растворившись в сером, вязком тумане.

Они остались только вдвоем. И совсем не удивились — так и надо было. Надежда, обнявшая Виктора обеими руками, не отпускала его — вдруг он отодвинется, и она не сможет потом до него дотянуться…

Пару раз в голове Нади мелькало: «Оказывается, я не жила до сих пор. А жизнь, вон она какая!»

Виктор, в свою очередь, боялся шелохнуться, чтобы не нарушить такой долгожданный покой. Он уже отчаялся испытать в этой жизни что-либо подобное. Какие-то минутки ему казалось, он — с Ольгой… Еще немножко, и произнес бы ее имя. Вдруг забеспокоился — ей же тяжело под ним лежать! Быстро попытался подняться, но обнявшие его руки не отпускали…

А Надя в это время ждала, чтобы ее еще раз поцеловали. Очень нужен был ей этот поцелуй. Казалось, умрет без него!

В конце концов оба открыли глаза. Виктор поднялся и, подвинувшись в конец дивана, поспешно стал приводить себя в порядок.

И девушка еще немножко подождала и тоже поднялась. К ней постепенно начинало возвращаться понимание произошедшего. Надежда усматривала в нем только хорошее. Наконец-то она узнала, как должно быть, и поняла, что до сих пор не жила!

Полностью придя в себя, поднялась с дивана. Виктор уже стоял у двери. Девушка подошла к нему — все еще ожидая поцелуя. И когда он каким-то совершенно невозможным тоном произнес: «Надя, ничего ведь не было, правда?» — остолбенела. А Виктор, не дождавшись ответа, повторил:

— Запомни — ничего не было!

И стоял, не уходил, ждал подтверждения для своего спокойствия.

Надежда не могла произнести ни звука. У нее перехватило горло… от ненависти! А он решил сгладить напряженность вопросом:

— Надя, мы же с тобой друзья, правда?

Она наконец проглотила стоявший в горле ком, пошевелила заледеневшими руками. Одну руку подняла на уровень глаз и с удивлением ее рассматривала. Ее пальцы казались замерзшими сосульками. Их надо как-то отогреть…

Тогда Надежда отвела руку в сторону и со всего размаха хлестанула Виктора по лицу…

А пальцы отогрелись и даже покраснели. Она опять поднесла руку к глазам, забыв о Викторе. Очнулась только от стука двери, когда он ушел.

Оживила Надежду мысль, как там Платошка? Может, проснулся и плачет?! Она тихонько открыла дверь детской комнаты. Мальчик спокойно спал. Надя поправила одеяло и неслышно вышла.

В эту ночь Надежда не спала. Долго стояла в душе, подставив лицо под водяные струйки. Почувствовала облегчение. Поняла почему, когда закрыла воду. Оказывается, из глаз все время текли слезы, а вода незаметно их смывала — было хорошо.

От слез Надя давно себя отучила. Чего это вдруг они появились?!

Ну что, получила? А на что ты надеялась?! Ах, тебе предназначенный, да на всю жизнь! А ты наконец узнала, как выглядит счастье!..

А сам-то предназначенный все это отшвырнул! Сказал — ничего не было! Утешил дружбой…

Но она, Надежда, молодец! За дружбу заплатила — мы привыкли платить. Нам даром ничего не надо!

Надя вытянула вперед руку, с интересом рассматривая ладонь.

Он врет, потому что — трус! Он так же был счастлив, как и она, Надежда. (Ей ли это не знать?) Да только испугался и убежал.

Девушка дивилась, каким коротким бывает блаженство. Почему так?

Ничего, она выдержит. Ее мама все вытерпела, Надя никогда не видела слез на лице Любы-мамы. И Надежда продолжала со всей силы тереть полотенцем лицо и глаза, чтобы, упаси бог, и помина не было о слезах.