Петля будущего - Бен Оливер

Я делаю шаг вперед – рой крыс следует за мной. Они держатся на расстоянии, избегая яркого света от моего самодельного факела. Еще шаг – паразиты следуют за мной по пятам.

– Ненавижу эти туннели, – шепчу я, ускоряясь. Крысы преследуют меня извивающейся, царапающейся, ползущей массой, не выходя на свет, но при этом не сводя глаз со своей потенциальной пищи.

Я бегу, пламя ревет у моего уха, стук шагов больше не отражается эхом от стен, потому что крысы объединяются во все большие стаи, заполняя туннель своими теплыми и зловонными тушами.

Факел освещает мне путь лишь на несколько метров вперед, и я боюсь, что в любой момент могу оступиться, и тогда пламя потухнет; или что врежусь в стену и упаду без сознания, и тогда крысам останется только подождать, когда огонь утихнет, и я стану для них легкой добычей.

Очень скоро и второй факел начинает задыхаться и гаснуть. Я останавливаюсь, в этот раз не дожидаясь темноты, и зажигаю третий факел.

«До Аркана еще далеко, – думаю я, – факела не хватит».

Я выливаю большую часть оставшегося средства на последний брусок, поджигаю его и бросаю догорающий факел в массу тел позади меня.

Я слышу, как они визжат и съеживаются от огня, я бегу из последних сил, пока пламя выжигает факел дотла.

Крысы бегут за мной по пятам, не пересекая кольцо света вокруг меня, но и не отступая от него.

«Где она, где эта платформа? Где Аркан?!»

Я бегу все быстрее, уверенный, что вот-вот увижу впереди свой пункт назначения и там избавлюсь от этих жутких существ и их острых, как бритва, зубов и когтей.

Мимо проносятся стены туннеля, рельсы, зеленая плесень на потолке; я бегу, напрягая каждую клеточку своего тела, бегу изо всех сил к платформе Аркана, который, как бы горько ни звучало, кажется мне теперь островком безопасности и свободы.

Я начинаю задыхаться от переполняющих меня запахов сырости в сочетании с гниющей вонью крыс. Я слышу, как пламя потрескивает и слабеет.

– Нет, – рычу я, яростно толкая себя вперед, заставляя ноги двигаться быстрее, еще быстрее.

Огонь гаснет, но оживает вновь, добираясь до последних остатков топлива, чтобы дожечь их.

Вот она, платформа, там, впереди!

Огонь слабеет, и вот уже крысы бесстрашно увиваются у моих ног.

Я достаю из кармана дезинфицирующее средство, зубами сдергиваю с тюбика крышку, выжимаю последние капли на ближайшую крысу и бросаю факел в своих преследователей.

Раздаются жуткие визги, исходящие от вспышки желтого пламени, почти человеческие крики агонии и ужаса: загоревшись, крысы становятся светом, которого они так боятся.

Я добираюсь до платформы без единой свежей царапины. Взобравшись наверх, я лежу на спине и со смешанным чувством тошноты и триумфа слушаю, как крысы визжат в туннеле.

Я не раз представлял себе побег из Аркана, но никогда не думал о возвращении сюда. Закрыв глаза, я стараюсь отдышаться, затем встаю и возвращаюсь в тюрьму.

Кина стоит, крепко сжимая в руках детонатор, тем самым сохраняя мне жизнь, и прищурившись смотрит в мою сторону. Услышав мои шаги, она настораживается, готовая к любым событиям и появлениям, но облегченно вздыхает, увидев, что это я, и тут же впадает в ужас при виде моей окровавленной одежды.

– Что случилось?! – спрашивает она.

Я пытаюсь ответить ей, рассказать о крысах в туннеле и безумных людях, что пытались убить меня, о разрушающемся городе, но не знаю, с чего начать.

– Нам нужно добраться до дронов, – вместо этого говорю я.

– Дронов? Зачем?

– Они вооружены галлюциногеном, который вводит тело в спячку, – отвечаю я, сбиваясь в попытке объяснить все быстро и кратко. – Это нужно для Рен: если нам удастся замедлить ее сердцебиение, то замедлится и кровотечение, и тогда, возможно, мы сможем сохранить ей жизнь, пока не доставим к врачу.

– Лука, – Кина кладет руку мне на плечо, когда я хочу пройти мимо нее, – что ты видел? Почему не привел помощь?

И снова я в замешательстве. Как объяснить ей, что там идет война, что мы в серьезной опасности?

– Некому нам помочь… идет настоящая война, Кина. Город в огне. Рен слаба, она потеряла рассудок и начала убивать людей, и там полно таких, как она, – я видел их в деревне, она напали на меня… все плохо, Кина, очень плохо. Думаю, те, кто начал войну, отравили людей, превратили их в машин-убийц.

Кина кивает, взгляд ее блуждает, не фокусируясь ни на чем, пока она обдумывает полученную информацию.

– Хорошо, – говорит она наконец, – ладно. Как нам достать эти дроны?

– Не знаю, – отвечаю я, – но, кажется, знаю кое-кого, кто мог бы помочь.

Я прохожу мимо двух открытых камер и краем глаза замечаю откинутые на кровати тела, посеревшие и неподвижные. Я направляюсь к камере, где некогда обитал Фултон и куда какое-то время назад вбежал Вудс.

Я открываю люк, Вудс смотрит на меня налитыми кровью глазами.

– Вудс? – зову я его, пытаясь добиться реакции от сидящего неподвижно парня.

Медленно опустив голову, он спрашивает низким, охрипшим голосом:

– Лука, что это было? Она мертва? Она убила кого-то еще?

– Вудс, мне нужна твоя помощь. – Я отпираю замок и открываю дверь.

– Стой, стой! – кричит он, вскакивая на ноги и толкая дверь обратно. – Она все еще там?

– Нет, она заперта в камере, – отвечаю я и снова открываю дверь. – Я говорю, нужна твоя помощь.

Вудс осторожно выходит в коридор; страх кажется неуместным на лице такого крепкого, широкоплечего парня.

– Моя помощь? Но в чем?

– Рен умрет, если мы не достанем дроны.

Вудс поднимает руку, жестом заставляя меня замолчать, и ужасается при виде трупа Алистера.

– А-Алистер? – заикается он. – Она и Алистера убила?

– Вудс, послушай меня, – прошу я, стараясь сохранять спокойствие, – у нас мало времени, Рен умирает… С ней что-то произошло, какой-то вирус или что-то подобное, – уточняю я. – Он меняет людей, превращает их в убийц.

– Чувак, она убила их! Она отняла у них жизнь не задумываясь.

– Она не понимала, что делает, – объясняю я. – Как все ребята из группы «А».

– Я не стану ей помогать! – кричит он, и слезы текут по его щекам. – Я убью ее, если снова увижу. Я иду за Адамом, и валим отсюда!

– Вудс, прошу тебя… – умоляю я.

– Это не обсуждается, Лука.

Я наблюдаю, как он идет к камере Адама, опустив плечи и ссутулившись под тяжестью горя. Он останавливается у открытой камеры товарища и, хоть я вижу его только в профиль, мне кажется, прямо на моих глазах он постарел лет на десять.