Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв. - Александр Пресняков

Отметив их, вернемся к обзору административного строя земель-аннексов.

Во главе управления Жмудской землею со времени окончательного возврата ее из-под орденской власти стоит на положении воеводы жмудский староста. «Стоит во главе управления» выражение неточное, и Любавский, несомненно, преувеличивает, говоря, что староста оставался главою всех урядников Жмудской земли, даже тех наместников, кому «подавал» волости сам господарь. Иерархической стройности, выдержанной системы инстанций Литовско-Русское государство не знало, как чуждо оно было повсюду средневековому государственному быту. Положение жмудского старосты было таким же, как виленского и трокского воевод. Непосредственно и более полно они управляли теми волостями, которые были «приданы пану старосте», т. е. предоставлены ему в «держанье»; по отношению к таким волостям пан староста является в то же время наместником-державцем. Тут они

Так очерчивает Любавский круг деятельности воеводы-наместника в ближайшей его «державе». С этой деятельности они получают доходы — кормы разнообразного характера. За вычетом старостинского (воеводского) дохода остальное составляло господарский доход, шедший либо на общегосударственные нужды местные, либо на оборонные средства господарского хозяйства, либо в скарб господарский. Этот наместничий элемент в положении воеводы-старосты составляет основу их «пожалования», причем оно по большей части дается «до живота» или до «осмотренья лепшим, а пожиточнейшим врядом», по крайней мере в XVI в.

С наместничьим держанием в руках воеводы-старосты соединены, однако, функции, выделяющие его из ряда других наместников-державцев и вытекающие из его полномочий и вообще роли представителя центральной, великокняжеской власти. Тут, как сказано, их главное значение — именно воеводство, ведание военной команды и военного дела.

Некоторое общее для всего воеводства административное значение имели они по отношению к общеземским повинностям, которыми разнородные элементы земли тянули к главному городу, как городовое дело, некоторые натуральные («дякольные») сборы и службы (сторожа). Но это их значение весьма неустойчиво и условно, тем более что управление главными «гродами» постепенно переходит к особым должностным лицам — каштелянам, иногда, правда, но не всегда, соединяется с воеводством в одних руках.

Быть может, существеннее была иного рода деятельность воеводы в делах управления земли: исполнение различных поручений господарских по судебно-административным делам, по приисканию земель и иного рода пожалований, по самостоятельной раздаче мелких пожалований (в связи с организацией служб), по представлению к пожалованию господарем тем или иным лицам держаний или иных более крупных пожалований. Эта его деятельность, естественно, ставила его в центре множества местных интересов, придавая ему значение центральной для данной земли силы, которая влияла весьма значительно на развитие местных отношений. По отношению к земле воевода заменил прежнего удельного князя, когда земля признала «своим» князем великого князя в Вильне и Троках.

Характерна в этом отношении история, разыгравшаяся в Смоленске после гибели Сигизмунда Кейстутовича, о которой говорено выше: наместник-воевода пан Сакович приводит смольнян к крестному целованию на том, что им его держать воеводой на время междукняжения; смольняне затем принуждают его к бегству и призывают к себе воеводой князя дорогобужского. Видим тут перенос на воевод старых воззрений относительно призыва на стол князей.

Историки Литовско-Русского государства нередко говорят о том, что «выбор воеводы зависел от населения той или иной земли», что «в большинстве земель наместник назначается или с согласия населения или даже избирается им самим, хотя и утверждается королем», а поэтому дело представляется иной раз так, что наместник воевод в господарской раде «является представителем областных интересов».

Заключение об избрании наместника, в данном случае старосты, самим населением делается прежде всего на основании жмудских привилеев, где читаем формулы, весьма выразительные:

Эта грамота Александра Казимировича подтверждает «вольности и ласки», какие жмудины имели во времена Витовта и Казимира. Во главе Жмуди вскоре после крещения жмудинов, с 1413 г., поставлен Витовтом Кезгайло, староста жмудский. Он продержался до гибели Сигизмунда Кейстутовича в 1440 г.

Затем, когда великим князем литовским стал Казимир, Жмудь, державшаяся Михалка Сигизмундовича, восстала, выгнала Старостиных Кезгайловых наместников и избрала себе старостой Довмонта, племянника Контовта, одного из панов, близких ко двору виленскому, родом жмудина. Казимир двинулся было на Жмудь с войском, но посредничество Яна Гаштольда привело к следующему компромиссу:

Так и сталось. Казимир послал в Жмудь пана Контовта, и ему уступил племянник, «которого были Жомоить обрали старостою у себе»; уступила и Жмудь: «призволила служити князю великому Казимиру». И Казимир, продолжает та же летопись, «утвердивши их присягами и под себя подбивши», уговорил Кезгайла, старосту жмудского, «чтобы старостою был в Жомоити до трех год Кунтовт для того, чтобы он вмоцнил их служити князю Казимиру, и Кезгайл на то призволил, а как три годы вышли, и Кезгайл старостою Жомоитским по старому был, а Контовта отняли».

Луцк в XIII—XIV вв. Гипотетическая реконструкция Т.А. Трегубовой

Таков первый случай выбора старосты Жмудской землей. В том же рассказе летописи по списку Быховца (к сожалению, не имеющему параллелей в других западнорусских летописях) сообщается, что Казимир, приняв жмудинов, «им присягу дал заховати их в ласце своей со всеми их имении». Более чем вероятно, что свое обещание он скрепил выдачей грамоты-привилея. Мало того, некоторые черты этого привилея нетрудно заметить в грамоте 1492 г. И прежде всего два параграфа перешли из него сюда: 1. «Найпервей, хочем, иж им жадны не мает мовити, альбо на очи истить, ижь бы прет мечь, альбо через оный валки были звалчоные, але з доброю волею пристали» и 9. «тех старосту, которого бы хотели мети, того им даем, а ведь же з нашою волею».

Тут даже в подтвердительной грамоте сохраняется оборот речи, выражающий в настоящем времени единичный факт. Был ли он обычно правовою нормой? Несомненно. Но эта норма плохо выражается словами об избирании воеводы населением и т. д.; подобные формулы так же мало соответствуют реальным историческим явлениям, как рассуждения о том, [что] в древней Руси вечевые города избирали князей. Суть дела ведь была в добровольном признании власти, в соблюдении этой «добровольности» в форме ряда даже там, где приходилось подчиниться силе.