Синий маяк - Ксения Литвинова

Эйку. — Может, какая трава нужна или сок древесных корней?

А что? Некоторым помогает. Но Эйка смотрит на меня, как на идиота. Обожаю, когда она так смотрит!

— Не кричи мне в ухо, — просит она, — я не оглохла. И сделай поменьше света.

А да, да…

Я бросаюсь к окну, запираю рамы и задёргиваю портьеры.

— Камин гасить?

— Нет. Ты же замёрзнешь.

Эйка так и лежит, не шевелясь, на боку, только глазами следит за моими бесцельными метаниями. Это так на неё не похоже, что выть хочется. Как это могло случиться?! Я подтаскиваю покрывало с отмытыми от пыли островами и океанами и хорошенько заворачиваю Эйку. Мне всё кажется, что ей холодно, но это уже мой бред.

— Послушай, — говорю я ей, — от меня всё равно нет прока. Давай я схожу на охоту, кровь тебя точно развеселит!

В её взгляде читается недоверие.

— Тебе надо есть. Это главное, как я понял, — повторяю я настойчиво.

— Мне пока некуда есть. А к вечеру я сама выберусь, — Эй говорит одними губами, но на удивление ясно. — Я не пропаду, Ильм. И не смей никуда ходить.

Догадалась. Плохо я владею лицом.

— Когда они вернутся… — начинаю я возражать.

— Зачем?! — Эйка кричит на меня, но тем же свистящим шёпотом. — Оборотни не владеют колдовством и нипочём не сунутся в замок!

— А ну как сунутся?

Мне становится жутко. Она и так еле держится, а если сюда нагрянут все шестеро, что я стану делать? Лучше встретить их где угодно, но не здесь. Мне так кажется. А Эйке нет.

— Если сунутся, зеркала их задержат, — выговаривает она с усилием.

— А вдруг не задержат?

Она улыбается чёрными губами.

— Тогда ты встанешь у двери с мечом и будешь запускать их ко мне по одному. Но пока этого не произошло, будь здесь. Мстить за меня не надо.

Конечно, ей плохо и страшно и… Я так и не понял, как ей помочь. Я опасливо оглядываюсь на дверь, но всё-таки сажусь рядом с Эй. Она только того и ждёт — мигом высовывает из-под покрывала свою ручку и обхватывает моё запястье. Её пальцы, как оковы — такие же холодные и неумолимые.

— Вот теперь я тебя не выпущу, — сообщает она удовлетворённо, — пусть волки отбегут подальше.

— Ты так за них беспокоишься! — я пытаюсь улыбнуться, но получается криво.

— Я за тебя беспокоюсь. Как ты собрался идти через замок?

— Быстро, — со второго раза я усмехаюсь увереннее, — или в окно бы выбрался.

— Шею сломаешь, — предвкушает Эйка, — придётся тебя доедать.

— Зря ты так, я замечательно лазаю по деревьям. И верёвка имеется.

— Ну, зарубят тебя, а чего ради? — шепчет она устало. — Я у них всю добычу перетаскала, они меня выследили, и правильно. Это я сплоховала. Совсем растеряла чутьё!

Нет, вина моя, я же их привёл. Как можно было забыть о воротах и погоне?! Волки вроде как потеряли меня, но вдруг они не меня искали? Я не могу оторвать взгляд от лица Эйки — выживет или как? Я и так сокращаю её дни, а теперь ещё это!

— Не смей, — упорно повторяет Эй, — поклянись, что забудешь про оборотней. Или я тебе глаза выцарапаю и ноги переломаю. На это мне сил достанет.

— И ума достанет? — поражаюсь я.

— А то! Лучше такой, чем мёртвый.

Её забота поневоле берёт за душу. Я киваю, хотя и с большой неохотой. Удивительно, до чего мне хочется испробовать меч! Я привык делать усилие над собой, чтобы начать драться. А теперь вынужден делать усилие, чтобы не начать. Даже мысль о том, что меня прикончат, не сбивает настроя. Лишь бы добраться до тех уродов! Но что тогда будет с Эй — умрёт от голода?

Не найдя ответа, я ложусь рядом, укутываясь с ней одним покрывалом. Я глажу её лицо и волосы, я говорю, что всё будет хорошо и даже лучше. И сам себе не верю.

— Я сейчас усну, — предупреждает Эйка, внимательно меня выслушав, — тебе покажется, что уже всё. Но потрудись не кидаться головой в озеро.

Как я должен относиться к таким словам? Я скольжу пальцем по её губам, сухим, как осенние листья, и на моей коже остаётся чёрный росчерк. Я хочу поцеловать её, потому что мне уже всё равно. Но Эйка отстраняется с сердитым шипением.

— Моя кровь для тебя, как серебро для вампира! — свирепо предупреждает она. — Будь любезен её не пить. И так мало осталось.

— Чем же мне заняться?

— Жди, — шелестит Эйка, прежде чем закрыть глаза, — и не забывай, что мне обещал.

Я жду. Жду и думаю, зачем я её послушал? У неё же бред! Наверное. Трудно разобраться в её состоянии. Эйка не задыхается, но она и не дышит. Нет смысла проверять, бьётся ли её сердце, нет возможности понять, есть ли у неё жар. Она так холодна и недвижна, будто из неё разом вытекла вся магия. И мне кажется, что она солгала. Нарочно. Чтобы я не ходил из замка.

Неправда, что для исцеления ей достаточно полежать. И неправда, что она обойдётся без свежей крови. Я наблюдаю за ней весь день и вижу, как заостряются её черты и тускнеют волосы. Я дал слово, но больше не могу это наблюдать. Если она не очнётся до темноты, я сам что-нибудь сделаю. Пока не знаю что, хотя уже догадываюсь. Но тут не обойтись без Эйки, а она не просыпается.

С наступлением вечера я понимаю, что ей недостанет сил ни на какую охоту. А если я сам пойду в лес… Что же, добраться ночью до деревьев, не попасться оборотням, расставить силки, потому что добыча нужна живой, дождаться, пока попадётся кто-нибудь крупнее мыши, вернуться обратно, минуя мёртвые льды и зеркала… Я легонько прикасаюсь к клыкам Эйки, и результат налицо. От первой капли крови она открывает глаза и награждает меня затрещиной.

— Тебе надо откуда-то брать силы, — увещеваю я её, — а моя кровь тебе нравится, сама призналась!

— Ты больной? — осведомляется она, сплюнув кровь на подушку.

Не стала глотать. И что за характер?

— Я-то здоров. А ты и так мертвее мёртвого — куда уж дальше?

— Желаешь присоединиться? — сипит она.

Я пытаюсь говорить разумно:

— Не обязательно пить всё, можно брать понемногу. Ты ведь уже так делала!

— С каждым шагом пропасть ближе, — злорадно напоминает Эй.

Она бы на себя поглядела, а потом перечила! Жуткое зрелище — вся высохла, как трава под солнцем, а рассуждает! Такое ощущение, что она не сама говорит, а кто-то изнутри —