Вопреки - Валентина Кострова

— Ты не ходил в школу?

— Нет. У меня были приходящие учителя. Петр максимально меня оберегал от недругов отца, которые его убили.

— Звучит, словно ты принц какой-то империи.

— Так и есть, - говорить о своем «недетском» детстве не хочется. И вспоминать тоже.

— Ты никогда не хотел изменить свою жизнь?

— Нет. – серьезно смотрю на Марьяну. – Ничего не хочу изменить. Меня вполне все устраивало, до...

— До того, как появилась я?

— Да. С твоим появление пришлось задумать о вещах, о которых я не имел представления, - подходим к ограждению, опираемся, смотрит на пастбище, на котором паслись лошади.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты правда ушел из криминала?

Напрягаюсь, прикусываю губу. Сцепляю руки в замок перед собой. Мне требуется несколько минут, чтобы правильно ответить.

— Не совсем.

— Герман! – Марьяна полностью ко мне поворачивается, хмурится. – Ты ведь говорил...

— Марьян, ты же взрослая девочка, должна понимать, что в России не бывает честного бизнеса. Да, я очень многое продал, отдал, поделил, но при этом я по-прежнему сотрудничаю с некоторыми людьми, имя которых не принято говорить в слух.

— То есть ты сейчас подвергаешь меня и Кэтрин опасности? – я слышу в ее голосе панику, вижу страх, затаившейся в уголках глаз. Протягиваю руку, Марьяна отклоняет голову в сторону, все равно прикасаюсь к ее щеке.

— Я никому не позволю вас обидеть. Слышишь меня? – неожиданно для нее обхватаю ее за шею и притягиваю к себе. Взволнованно дышит, упирается ладонями мне в грудь. Я смотрю на ее приоткрытые губы.

Встречаемся глазами, между нами возникает неземное притяжение, толкающее друг к другу. Кто первым из нас обнял, не понял. Так и не понял, кто первый потянулся к губам. Только когда ее дыхание смешивается с моим дыхание, у меня срывает крышу. Я сгребаю Марьяну в охапку, прижимаю ее к себе, жадно целую. Она не успевает отвечать, только постанывает и скребется ногтями по моей спине. Мало ее. Ничтожно мало. И хочется запихать ее себе под ребра, чтобы никуда не убегала больше.

Отрезвляет неожиданный удар в ногу. Резко отрываюсь от Марьяны, смотрю в ее мутные от желания глаза. Удар по ноге повторяется. Вынужден отстраниться и посмотреть вниз. На меня убийственно зло смотрит Кэтрин, держа перед собой довольно толстую палку. Убить не убьет, но поколотить может.

— Отпусти мою маму, иначе тебя побью! – от ее грозного тона даже смеяться не хочется. Взгляд маленького звереныша, готового кинуться в бой, умереть сам, но попытаться перегрызть глотку врагу.

— Кэти! – приходит в себя Марьяна, отталкивает меня, опускается перед дочкой. – Все в порядке!

Кэтрин не спускает с меня напряженного взгляда, позволяет себя обнимать, но сама не обнимает. Я опускаюсь тоже. Если налаживать контакт, то лучше с двумя сразу. Путь к сердцу Марьяны точно лежит через дочь.

— Кэти, я не обижу твою маму. Она мне очень нравится, - серые глаза, так похожие на мои, теплеют, но по-прежнему смотрят враждебно. – И ты мне очень нравишься.

— Не могу сказать тоже самое, - дочка приподнимает подбородок, косится на свою мать, которая почему-то сейчас вся красная.

— Я хочу с тобой дружить, малышка.

— Со мной очень сложно дружить.

— Со мной тоже, но уверен, у нас с тобой все получится, потому что...

— Герман! – испуганно перебивает Марьяна, совсем не готовая сейчас говорить дочери о моем с ней родстве. К этой теме можно бесконечно готовиться, но нужный момент никогда не наступит в благоприятной фазе луны.

— Потому что ты мой папа? – темные бровки приподнимаются.

Приходится проглотить свое удивление от сообразительности девчушки.

— Тогда мы с тобой не подружимся. Знаешь почему? Потому что ты нас бросил.

Я лично не был готов к отпору со стороны дочери. В моем представлении Кэти должна радостно воскликнуть, кинуться на шею и смеяться. В реальности Кэтрин сжимает ладонь Марьяны, вынуждает ее встать и тянет в сторону дома.

Какой тут маленький кабинет. Пять шагов в одну сторону, семь шагов в другую и все. Столу, стул и еще стул. Не развернуться, не походить в задумчивости. Именно из-за ограниченного пространства я чувствовал себя загнанным в клетку. А мне нужно подумать. Хорошенько подумать. Я совсем не ожидал, что со стороны Кэтрин возникнут трудности. Мне казалось, что малышка тянется ко мне. Она ведь охотно обнималась, смеялась со мной, разговаривала. Не было даже повода думать, что ей не по вкусу видеть меня в роли своего папы. Оказывается, не по вкусу. Более того, в ее искренней неприязни не приходилось и сомневаться.

Слышу легкий стук, оборачиваюсь. С напряжение смотрю, как в кабинет осторожно заходит Диана. Она прикрывает за собой дверь и прислоняется к ней.

— Не думаю, что твой муж будет в восторге, если обнаружит тебя наедине со мной.

— Мне всегда было интересно, почему вы друг друга недолюбливаете. Не поделили в свое время женщину? – отталкивается от двери, встает на противоположной стороне стола, берет карандаш. Судя по тому, как она его быстро крутит в руках, нервничает. Я скрещиваю руки на груди.

— Я в курсе того, что произошло. Марьяна быстро рассказала, а дети ее дополнили. Не принимай все в буквальном смысле, - Диана улыбается, старается смягчить ситуацию, произршедшую недавно.

— Ты так считаешь? – иронично усмехаюсь, скрывая горечь от поведения дочери. Мне было важно, чтобы она любила меня без всяких условностей и причин.

— Она маленькая. Она все свои три года ждала папу, как девочки ждут принца на белом коне. Ей сложно сейчас уложить в своей головке, что папа рядом.

— Она не создает впечатление трехлетнего ребенка.

— Но все же она ребенок, в первую очередь. Да, ее развитие опережает сверстников, но это не означает, что с нее нужно требовать, как со взрослого. Тебе стоит с ней поговорить. Сказать, что не бросал, что не знал, о ее существовании. Она, конечно, задаст тебе вопрос, почему ты не знал. Скажи, что поругался с мамой, расстались на долгие годы. Скажи, что очень рад ее существованию и никогда не оставишь.