Итальянец - Анна Радклиф

Однако когда Паоло упомянул о монастыре Санта-Мария-дель-Пианто, Винченцо прислушался и постепенно пришел в себя. Не с этим ли монастырем связано появление монаха и зловещие намеки на опасность? Он с нетерпением попросил Паоло рассказать ему наконец, что ему известно о мрачных секретах этого монастыря.

Паоло на этот раз весьма неохотно откликнулся на просьбу Винченцо. Прежде чем начать, он настороженно окинул взглядом мрачные стены, словно опасаясь, что кто-то может их подслушать.

— Кажется, мы одни, синьор, — начал он, собравшись с духом. — Но предосторожность не помешает. Садитесь поближе, синьор, я буду за вашей спиной и постараюсь рассказать все, что знаю о церкви Святой Марии на слезах.

Когда они уселись, спина к спине, Паоло, понизив голос до полушепота, начал:

— Было это в канун дня святого Марко, сразу же, как отзвонили к вечерней молитве. Вы когда-нибудь были в церкви Святой Марии, синьор? Если были, то помните, какая она старая и мрачная. Так вот, как только отзвонил последний удар колокола, к одной из исповедален подошел человек, закутанный с ног до головы в широкий светлый плащ, так что ни лица, ни фигуры его не было видно, вошел в нее и опустился на колени. В церкви было так темно, что, будь он даже в вышитом, как у вас, камзоле, синьор, его все равно никто бы не заметил, потому что притвор, где помешались исповедальни, освещался слабым фонарем, чтобы никто не мог видеть исповедующихся и не заставлял бы их краснеть еще больше за свои прегрешения. Да и деньги за полную тайну исповеди платили в таких случаях охотнее. Монахи в этом деле понимают толк…

— Ты отвлекся, Паоло, продолжай дальше, — остановил его Винченцо.

— Вы правы, синьор, на чем это я остановился? Так вот, вошедший, встав на колени, вдруг стал так громко стонать и причитать, что слышно было во всех углах церкви. Как вы знаете, синьор, монахи монастыря Санта-Марии принадлежат к ордену Кающихся Грешников, и люди, согрешившие более других, охотнее идут именно сюда за отпущением грехов. В канун святого Марко, как обычно, грехи отпускал главный исповедник отец Ансальдо. Он пожурил исповедующегося за громкий голос и попросил его успокоиться. Тот, застонав еще громче, все же послушался и, понизив голос, начал свою исповедь. Что он говорил исповеднику, я, конечно, не знаю. Исповедники блюдут тайну исповеди и разглашают ее разве только в самых крайних случаях. Что уж сказал исповеднику этот человек, никто не знает, но отец Ансальдо, не закончив выслушивать исповедь, вдруг встал и покинул исповедальню. Не сделав и нескольких шагов, он упал на пол и забился в сильных конвульсиях. Когда он пришел в себя, тут же спросил окружающих его прихожан, ушел ли тот, кто только что у него исповедовался, и если нет, то надо его немедленно задержать. Он описал, насколько мог, его приметы, хотя едва разглядел его в полумраке исповедальни. Но даже воспоминание об этом чуть снова не привело отца Ансальдо к новым конвульсиям. Один из монахов, правда, видел, как похожая фигура высокого человека в светлом плаще быстро проследовала к выходу, но никто не обратил на это внимания. Этот человек вышел в боковую дверь, ведущую в церковный двор. Отец Ансальдо тут же велел позвать церковного сторожа. Но тот утверждал, что никто не проходил через церковные ворота в последние четверть часа. Это вполне объяснимо, синьор, если мошенник что-то задумал. Однако сторож также утверждал, что не видел в этот вечер, чтобы в церковь вошел человек в светлом плаще, каким его описал исповедник. Таким образом, сторож показал себя человеком бдительным и хорошо знающим свою службу, хотя, может быть, он просто спал все это время у себя в каморке. Иначе как объяснить, что этот человек все же вошел в монастырь незамеченным и так же запросто вышел из него?

— Он был в белом? — переспросил Винченцо. — Если бы ты сказал, что он был в черном, я бы сразу подумал, что это мой мучитель.

— Знаете, синьор, я об этом тоже подумал! — воскликнул Паоло. — Ничего не стоит быстро сменить одежду.

— Продолжай дальше, — попросил его Винченцо.

— Выслушав сторожа, святые отцы после недолгих размышлений пришли к выводу, что он скрывается в монастыре. Они обыскали все монастырские строения, но не нашли его.

— Это — мой монах, — заключил Винченцо, — хотя и появляется в разных одеждах. Двух столь похожих по виду и таинственности своего появления и исчезновения просто не может быть.

Его речь внезапно прервал долгий приглушенный стон, словно предсмертный вздох умирающего. Паоло тоже вздрогнул. Они напряженно вслушивались, ожидая чего-то ужасного.

— Это ветер, — наконец сказал Паоло.

— Кажется, стих. Продолжай свой рассказ, Паоло, — попросил его Винченцо.

— После этой странной исповеди, — продолжал Паоло, — отец Ансальдо так и не смог оправиться, он…

— Возможно, что-то в этой исповеди касалось и его лично, — высказал догадку Винченцо.

— Не думаю, синьор. Я ничего такого не слышал. Но вот некоторые странные случайности, которые последовали, говорят об обратном. Через месяц после того, как это случилось, однажды вечером в знойный и душный день, когда монахи вернулись с вечерней молитвы…

— Тише! — остановил его Винченцо.

— Да, слышу. Кто-то шепчется, — тихо промолвил Паоло.

— Не двигайся, — предупредил Винченцо.

Они напряженно прислушивались к чьим-то приглушенным голосам, но так и не могли понять, откуда они доносятся. Возможно, рядом, за стеной, а возможно, под ними. Иногда голоса умолкали, потом снова возобновлялся разговор. Видимо, говорившие были осторожны и не хотели, чтобы их услышали. Винченцо даже подумал, что, может, следует дать им знать, что они здесь. Но не решался.

— Помните, синьор, — сказал Паоло, угадав его мысли, — это как-никак шанс убраться отсюда. Мы умрем от голода здесь, если не рискнем и не воспользуемся этим.

— Рискнем? — печально промолвил Винченцо, тоже шепотом. — Чем рискует такой несчастный, как я? О, Эллена…

И, более не раздумывая, он громко подал голос, Паоло поддержал его. Но их крики и просьбы не возымели желаемого действия, ибо им ответила мертвая тишина. Более они не слышали голосов, привлекших их внимание.

Потеряв надежду выбраться из каземата, они улеглись на полу, оставив все решения до рассвета. Они были настолько огорчены и угнетены неудачей, что Винченцо даже не попросил Паоло продолжить свой рассказ о необычной исповеди в монастыре Кающихся Грешников. У него было слишком много своих забот и горя, чтобы слушать рассказы о чужих невзгодах. Кроме того, рассказ Паоло не имел никакого отношения к нему и Эллене. Сам же Паоло, не привыкший так много говорить и порядком уставший от этого, тоже был рад помолчать.

Кто та, что крадучись идет по галерее,

В лучах заката приподняв вуаль,

Черты святые приоткрыв невольно,

Которые являют добродетель.

После того как Эллена поселилась в монастыре, в течение нескольких дней ей не было разрешено покидать свою келью. Дверь была всегда заперта снаружи, и право входить к ней имела лишь монахиня, которая приносила ей скромную еду. Это была все та же сестра с недобрым лицом, которая встретила ее у дверей монастыря и препроводила к настоятельнице.