Под кожей – только я - Ульяна Бисерова

сидят в уголке, уставившись в пространство невидящим взглядом, или слоняются из угла в угол, пиная воздух и маясь от скуки и безделья. Мозг, привыкший постоянно получать поток информации, пребывает в растерянности. А потом глаза заново учатся видеть, уши — слышать, нос — улавливать запахи, а ум — выстраивать картину мира.

— А как же учеба? В этой библиотеке можно неделю проковыряться, выискивая нужную информацию. А то и месяц. А Эфор найдет все за мгновение.

— Знание обретает истинную ценность, только когда ты пришел к умозаключению сам, после долгих размышлений и прожитого опыта. Невозможно постичь величие гения Шекспира, ознакомившись с кратким пересказом «Гамлета» и «Двенадцатой ночи». Смысл этих произведений, как и любой другой книги в этой библиотеке, не сводится к банальному пересказу сюжета. Мне кажется, первостепенно важно научить детей мыслить самостоятельно, а не искать чужие оценки, сколь бы авторитетными эти суждения ни были. Подлинное знание всегда оплачено трудом, а полученное задаром дискредитирует знание как таковое.

— Так что же, по-вашему выходит, что лучше совсем ничего не знать, чем запросить справку у Эфора?

— Порой мне действительно кажется, что в современном мире незнание становится довольно полезной вещью. Даже некоторым превосходством. Видишь ли, мой мальчик, я склонен думать, что излишнее знание лишает мир покрова тайны. А жить в мире без тайны столь же тоскливо, как читать детектив, заранее зная, кто окажется убийцей. Так что в философском смысле столкнуться с чем-то непознанным и более того — непостижимым для человека не менее важно, чем самостоятельно добыть знание. Привычка всегда и обо всем наводить справки убивает способность улавливать то, что не выражено словами, а это, как ни крути, самая значимая составляющая ощущения жизни. Не уверен, что ты понимаешь, о чем я говорю, но выразить это яснее вряд ли смогу, — старик улыбнулся.

— Но за стенами замка без айдибраса вашим воспитанникам и шага не сделать — сразу схватят как нелегалов.

— Я не строю иллюзий. Разумеется, покинув в один прекрасный день Шварцвальд, все они наденут на запястье айдибрас. Этого не избежать. Но они не будут воспринимать голос Эфора, звучащий в их голове, как свой собственный. И не будут обращаться за советом к искусственному разуму по каждому ничтожному поводу и прежде, чем хотя бы внятно сформулируют свой запрос.

Старик задумчиво пошамкал губами.

— На заре цифровой эпохи ученые всерьез опасались, что дети состоятельных родителей, рано получающие доступ к гаджетам, будут обладать неоспоримым преимуществом в освоении современных технологий, что заложит основы неравенства. Расслоение действительно случилось, но прошло оно совсем не так, как ожидалось. Радиус пространства, в котором ребенок исследует окружающий мир, за последние полвека сократился до крошечного пятачка. Среда, в которой не стимулируется развитие вкуса, обоняния и осязания, лишенная свежего воздуха и многообразного живого общения, не может быть здоровой. Никакой, даже самый продвинутый гаджет не научит улавливать то, что сказано между строк, проявлять эмпатию, а система гиперссылок не заменит интуицию, остроумие и парадоксальность мышления. Замкнутых, не обладающих социальными навыками детей больше в семьях с низкими и средними доходами: где нет иного досуга — занятия спортом, музыкой или рисованием им не по средствам. Вынужденное погружение в виртуальную реальность стало верным признаком бедности.

Он поднял пузатый чайник и разлил по чашкам уже остывший чай.

— Так что, как мне видится, возможность игнорировать технический прогресс — вот подлинное свидетельство высокого статуса в новом мире, как бы парадоксально это ни звучало. Обеспеченный человек не закажет пиццу навынос, которую в течение получаса доставит дрон, а закажет столик в ресторане, где ее испекут в печи на углях и подадут на деревянной доске. А для тех богачей, кто давно перестал интересоваться размером суммы на своем счету, ее приготовит персональный шеф-повар. Дети из богатых семей не обучаются на дистанционных курсах: с ними занимаются тьюторы. А их родители укрепляют тело с личным тренером, наблюдаются у семейного доктора, заказывают одежду у портного по индивидуальным меркам. Человеческое участие становится настоящей роскошью…

Мастер Фогель (так звали старика) поручил Луке перепроверить каталоги книг, хранящихся в библиотеке. Он сокрушался, что, пока был в отъезде, здесь хозяйничал молодой лоботряс, не имевший ни малейшего желания вникать в принципы расстановки фолиантов. Поэтому до сих пор редкие тома внезапно обнаруживались в неожиданных местах.

Сам Фогель теперь нечасто покидал библиотеку: проходился по рядам корешков с портативным пылесосом — оказалось, у него жуткая аллергия на пыль, поэтому ежедневная уборка была не прихотью. Иногда, раскрыв один из томов на случайной странице, он с головой уходил в чтение или разражался целой лекцией по истории Древнего мира или искусства. Увлекаясь, опускал не только отдельные слова, но и, казалось, целые предложения, абзацы, так что в конце концов у Луки, силившегося не потерять нить повествования, сводило челюсть от напряжения. Рассказывая о событиях и людях, упомянутых в учебниках, Фогель как бы между делом, невзначай взламывал шаблоны, указывал на косвенные взаимосвязи и скрытые несостыковки. Ни одно представление Луки о мире, почерпнутое из школьной программы, не оказывалось истинным, все и вся подвергалось сомнению и оспаривалось. Напоследок старый библиотекарь выдавал вконец измочаленному Луке очередную увесистую стопку книг, которые необходимо прочесть «каждому образованному человеку».

— Сомневаться в чужих, навязанных извне истинах и стремиться к познанию — главные качества, которые выделяют мыслящего человека из толпы. Запомни это, мой мальчик.

Тот лишь обреченно вздыхал. Но на самом деле, хотя Лука никогда бы не признался в этом, ему нравилось слушать пространные рассуждения чудаковатого старика. Может, потому, что в его тоне не было сухой, выхолощенной дидактики Вольфа, воинственного напора мессера или презрительной мизантропии советника Юнга. В них было глубокое понимание жизни, которое приходит с годами, после трудных испытаний, и искреннее принятие несовершенства мира и людей со всеми их недостатками и слабостями. Старик все время открывался ему с новой, неожиданной стороны, словно Лука разворачивал кочан капусты: слой за слоем, пытаясь добраться до твердой сердцевины.

Глава 20

Как-то утром Фогель позвал Луку составить ему компанию во время прогулки по лесу. Когда он оказывался за пределами замка, в его походке не оставалось и следа стариковской медлительности и степенности. Он с мальчишеской жадностью и любопытством всматривался в тайную жизнь лесных птиц и насекомых, вбирал звуки и запахи, щурился на солнце, перепрыгивал через замшелые стволы поваленных ветром деревьев, мимоходом срывал с куста горсть спелых ягод, чтобы тут же отправить в рот, зажмурившись от удовольствия. И он постоянно говорил, рассказывал что-то, обращаясь то к Луке, то к