Последний спартанец. Разгромить Ксеркса! - Виктор Поротников

Раб-привратник тоже поклонился Еврибиаду, отворяя тяжелую дверь на улицу. Под глазом у раба виднелся синяк, а его костлявые руки были исхлестаны розгами. Видимо, во время наказания невольник пытался закрываться от ударов руками. Привратник был закутан в старый рваный плащ неопределенного цвета.

Еврибиад знал, что Эфхенор и его жена очень жестоки в обращении со своими рабами. Их невольники постоянно голодны, всегда избиты и ходят в жалком рванье.

«Наверно, Эфхенор упивается своей властью, истязая рабов, – думал Еврибиад, шагая по продуваемой ветром улице в сторону своего дома. – Эфхенор и меня готов оштрафовать за любой пустяк с чувством мстительного превосходства в душе. Тщеславный осел! И как такие ничтожества пролезают в эфоры!»

Мысли Еврибиада перескочили на Аристодема. Где его искать? Как ему помочь? Имеет ли смысл обращаться за содействием к царю Леотихиду?

«У Леотихида сейчас гостит Фемистокл, – размышлял Еврибиад, свернув в переулок. – Леотихиду ныне не до Аристодема. Пожалуй, Леотихид в этом деле мне не помощник!»

Неожиданно Еврибиад столкнулся лицом к лицу с самим Аристодемом, которого он поначалу не узнал, поскольку тот был в широкополой пастушеской шапке, надвинутой на брови. На широкие плечи Аристодема был накинут темный шерстяной плащ. Если бы Аристодем первым не поприветствовал Еврибиада, то он прошел бы мимо него.

– Ну, здравствуй, дружок! – воскликнул Еврибиад, встряхнув Аристодема за плечи. – Вот так встреча! Рад тебя видеть!..

В следующий миг Еврибиад опасливо огляделся по сторонам: ведь если кто-нибудь донесет эфорам, что он вступил в разговор с изгоем Аристодемом, то ему не избежать крупного штрафа. К счастью, переулок, подернутый голубыми сумерками, был пустынен.

– И я рад видеть тебя, наварх! – негромко обронил Аристодем. – Горго сказала мне, что ты уже вернулся в Спарту. Поздравляю тебя с победой над флотом Ксеркса!

– Что?… Ты встречаешься с Горго? – изумился Еврибиад. – Где ты с ней видишься?

– Я уже более десяти дней ночую у нее в доме, – так же тихо ответил Аристодем. – Летом я ночевал в шалаше из камыша за рекой Эврот. Горго знала об этом, ее рабыни подкармливали меня тайком. Теперь заметно похолодало, поэтому Горго настояла на том, чтобы я ночевал в ее доме. Я и сейчас направляюсь туда.

– Неужели Горго совсем не страшится гнева эфоров? – невольно вырвалось у Еврибиада.

– Горго никого не страшится, – произнес Аристодем с легким вызовом в голосе. – Она же вдова Леонида, павшего геройской смертью в Фермопилах. Что ей могут сделать эфоры? Эти жалкие тупицы, облеченные властью!

Со слов Алкибии Еврибиад знал, что доблестная гибель Леонида вознесла Горго на пьедестал невиданного уважения, почти преклонения. Спартанцы и периэки при встречах с Горго не только кланяются ей, но, наперебой предлагают свои услуги. Торговцы с рынка бесплатно доставляют в дом вдовы Леонида любые продукты. Продавцы дров везут на двор Горго сухой хворост и тоже не берут денег за это. Водоносы приносят Горго чистейшую воду из горных родников, наотрез отказываясь от любой оплаты. Всюду, где речь заходит о царе Леониде, тут же непременно упоминается и Горго, которая не может простить эфорам их бездействия и открыто изливает на них свою ненависть.

– Я пойду с тобой к царице Горго, – проговорил Еврибиад, похлопав Аристодема по плечу. – Полагаю, с ней-то я найду общий язык.

Этот небольшой дом из серого туфа, глубоко осевший от древности в землю, был хорошо известен любому спартанцу. В этом доме, окруженном дубами и платанами, некогда жил воинственный царь Клеомен, гроза аргосцев. Здесь же в свое время жили отец и дед Клеомена, цари Анаксандрид и Леонт. Отсюда же ушел в свой последний поход царь Леонид, брат Клеомена.

Аристодем привел Еврибиада не к главному входу, а к задней двери, которой пользовались слуги, ходившие на пруд за водой. Этот пруд назывался Царским, поскольку на его берегах издавна стояли дома спартанских царей. Аристодем постучал в дверь условным стуком. Рабыня, впустившая в дом Аристодема, испуганно ойкнула, увидев Еврибиада, проскользнувшего следом за ним.

– Не пугайся, голубушка! – успокоил рабыню Аристодем. – Это друг.

Царица Горго не выказала особого удивления, увидев перед собой Еврибиада в столь поздний час. После обмена приветствиями Горго заметила Еврибиаду, что она ждала его прихода.

– Ты же был другом Леонида, – с грустью добавила царица. – Я помню, что ты тоже рвался в поход к Фермопилам вместе с Леонидом. Но эфоры по настоянию моего мужа назначили тебя навархом.

– Я сожалею, царица, что мне не довелось испить смертную чашу вместе с Леонидом, – сказал Еврибиад извиняющимся голосом.

Горго протянула Еврибиаду свою изящную белую руку, выразив этим жестом свою душевную боль и желание обрести в нем опору перед лицом невзгод. Еврибиад мягко стиснул в своих сильных ладонях нежные пальцы Горго.

Перемена, случившаяся в Горго за прошедшие несколько месяцев, не укрылась от взгляда Еврибиада. На ее прелестном лице с округлым подбородком и прямым гордым носом застыло выражение неизбывной печали. Уголки ее красивых чувственных губ были скорбно опущены. Большие синие глаза Горго казались темными холодными омутами, укрытыми тенью от ее длинных ресниц.

На Горго были длинные траурные одежды. По закону, скорбеть по умершим в Лакедемоне дозволялось десять дней. Горго в нарушение закона не снимала траур по Леониду вот уже четвертый месяц.

Еврибиад поинтересовался у Горго, как относятся эфоры к тому, что она бросает им вызов, продолжая носить темный траурный пеплос.

– Эфоры и рады бы наказать меня штрафом, но они знают, что это вызовет сильнейшее возмущение среди лакедемонян, – промолвила царица.

В мужском мегароне, где Горго вела беседу с Еврибиадом, все было так, как в день прощания с Леонидом. Эта обстановка была хорошо знакома Еврибиаду. Все вещи Леонида лежали на своих привычных местах, его оружие висело на одной из стен. Повседневная одежда Леонида была развешана на тонких рейках между двумя высокими стойками из ясеня, словно хозяин этого дома куда-то вышел и вскоре должен был вернуться.

Аристодем сразу удалился в поварню, где его ожидал сытный ужин, поэтому в разговоре между Горго и Еврибиадом он не участвовал. Тактичный Аристодем и не стремился к этому, понимая, что не все сказанное в этой беседе будет понятно и приятно для его слуха.

Первым делом Еврибиад завел речь о Плистархе, сыне Леонида. Ему стало известно, что эфоры объявили семилетнего Плистарха царем на троне Агиадов. Опекуном Плистарха до его совершеннолетия был назначен Клеомброт, брат Леонида.

– Поначалу старейшины ратовали за то, чтобы сделать царем Клеомброта, который умеет командовать войском, – молвила Горго, посвящая своего собеседника во все подробности государственных интриг. – Однако Клеомброт сам отказался от этой чести, предложив в цари Плистарха. Клеомброт заявил в совете старейшин, что так будет справедливо и честно по отношению к памяти Леонида, отдавшего свою жизнь за Элладу. Старейшины вынесли постановление в пользу Плистарха. Эфоры утвердили его своим решением, хотя тоже не без споров.