Обреченный мост - Вячеслав Демченко

Малахов зажал кровоточащее выходное отверстие скомканной полой тельняшки и опёр магазин «рейнметалла» на верхнюю ступень крыльца.

— А я тут сам, с мальцом, — перевёл дух матрос. — Управимся.

— И то дело, — тотчас же согласился Заикин. — До выяснения, значит, — добавил он. Добавил таким тоном, что стало ясно: в случае необходимости, он и «своего» испанца, разительно похожего на «немца», хотя кого тут ставить в кавычки, ещё вопрос, доставит к командиру.

И, если понадобится, таким же манером, а именно…

Иван, отпихнув в сторону парабеллум, выпавший из руки «немца», взвалил того, словно куль соломы, на плечо и, спрыгнув с крыльца, толкнул своей ношей Мигеля.

— Давай, за мной, лейтенант! Да ты дареному-то коню под хвост не заглядывай, — буркнул он, тем не менее нарочито поворачивая эсэсовца задницей к Мигелю. — С другой стороны глянешь, ох… ох, удивишься, — заикнулся недобрым смешком Заикин и канул с навьюченным «немцем» во тьму.

— Останешься с ним, перевяжешь, — подтолкнул Боске своего адъютанта к Арсению, отчего-то сразу и без лишних вопросов подчинившись не то совету, не то распоряжению матроса.

Даром, что командующий операцией…

Переходя безжизненные трамвайные рельсы, на которых всё ещё чернели горелым железом трамвайные вагоны и покосился кургузый маневровый паровозик, таскавший их в промежутке между оккупациями, разведчики переглянулись. Понятно стало — тут одним гримасничаньем может и не обойтись, а документов у них, после невольного заплыва по Керченской бухте, никаких.

Сколь ни были качественны бумаги, выправленные в разведотделе КВЧФ, — на соляной раствор они рассчитаны не были. А тут…

Впереди, странным образом напоминая больше дворянскую усадьбу, подвергшуюся нашествию французов в 1812 году, чем советское учреждение, громоздился, белея колоннами и чернея подпалинами на фронтонах, клуб им. Энгельса. Оживление, царившее возле «Офицерского клуба», тут сходило на нет, и этот покой был ещё более зловещим.

Миновать это заведение, конвоируя арестанта, не было никакой возможности. Не было поблизости никакого другого места, куда можно было бы вести пленную.

На осыпавшихся карнизах фронтона, в обугленных корягах акаций, иссечённых осколками, чернело нахохлившееся вороньё, время от времени повторяя распластанными крыльями зловещий контур имперского орла на белёной холстине: «Концентрационный лагерь генерального округа “Таврия”». Двухрядное заграждение колючей проволоки тянулось в глубь улицы, отмечая перспективу скелетами вышек.

Войткевич и Новик переглянулись. Дальше их незатейливая легенда на случай встречи с патрулем обрывалась немым многоточием. Куда, собственно, можно было вести арестованную дальше концлагеря, если, как говорится, сам чёрт велел?

Да и не было ничего дальше. Только порушенные заводские бараки для семейного проживания, заводская же конюшня, немногим отличной от них архитектуры, да, видимо, для контраста, двухэтажный дом для заводских инженеров — тоже этаким пирогом, с намёком на дореволюционную роскошь. И всё, пожалуй. Огромный порыжелый пустырь с серыми контурами индустриальных руин агломератной фабрики вдалеке.

— Не, ну кто б сомневался? — первым нарушил молчание «гефрайтер» Войткевич, замыкавший нехитрое их построение. — Куда хвост, туда и блохи.

«Фельдфебель» Новик обернулся и, прослеживая напряжённый взгляд Якова, повернул голову…

Туда же посмотрел и полицай-комиссар Мёльде с широких ступеней офицерского клуба. Правда, для того, чтобы разглядеть, что там привлекло внимание солдат береговой охраны (и самих по себе подозрительных), Эриху пришлось развернуться всем корпусом, придерживая сползающий с плеча реглан.

Если бы оберстлейтнант был более-менее знаком с фольклором страны, в которой собирался растить внуков на пожалованной наследственной латифундии, он бы, не задумываясь, назвал приближающийся экипаж «Савраской, везущим…»

Понурая ржавая лошадёнка с обвислым брюхом неторопко перебирала копытами по брусчатке, уложенной промеж трамвайных рельсов, таща телегу, гружённую не поэтическим хворостом, а деревянным ломом из руин. Явно отвлечённая от каких-то хозяйских забот, она недоумевала тычкам возничего, понуждающим её к несвойственной резвости.

Тот шёл рядом в грачиной шинели с белой повязкой на рукаве, всё время беспокойно оглядываясь и поглядывая на портик довоенного клуба, где в тени пузатой колоннады чернели фигуры часовых, точно бронзовые статуи, литые так давно, что окислились до прозелени.

«Впрочем, отчего же? Может быть», — нахмурился оберстлейтнант.

Хотя особой уверенности в том, что «именно так и есть», у него не было. А именно, вполне могло статься, что отряженные в конвой шутце береговой артиллерии разминулись с полицаями местной комендатуры, посланными забрать задержанную, — чаще всего им и поручались подобные мелочи оккупационного режима.

«Но почему артиллеристы забрели в такую даль, куда и Гретель с Гензель в тёмном лесу не забирались? — прищурил единственный пока глаз полицай-комиссар. — Да и особой согласованности с полицией что-то не наблюдается…»

Он отметил, как снял со сгиба локтя винтовку гефрайтер и подтянулся фельдфебель, как-то странно заступив собой арестованную. А та, напротив, — подалась вперёд, прикрыв рот краем тёплого платка — не иначе как тайком говоря что-то своим конвоирам или даже растолковывая.

«Неужто они её понимают? — все больше дивился Эрих. — Вроде как всех русских, более-менее знающих немецкий язык, давно уже взяли на учёт?»

Впрочем, более удивляло другое. Всё походило на то, что встреча с полицаем была для конвоиров не самой приятной неожиданностью. А уж неожиданностью — так и наверняка.

Мёльде завертел головой, болезненно морщась и выискивая вокруг. Но ничего и, главное, никого, кого бы можно было отрядить на выяснение обстоятельств, поблизости не было. Не станешь же посылать единственного часового в дверях клуба выяснить — что, собственно, происходит? И уж тем более какую-то дебелую штабную девицу с надменной миной Моны Лизы, курившую на ступенях.

Эрих решился уже было сам подойти. Но понял, что и быстрым шагом не успеет, а уж трусцой бежать? А вдруг ничего несуразного не происходит, вдруг и комендант, и командир батареи в курсе, что делают их подчинённые? И живо пересказанное ими недоразумение станет лишь поводом для анекдотов о паранойе полицай-комиссара?

Эрих запнулся уже на последней ступени.

Возничий тем временем со скучающим видом освободил козлы от насунувшегося деревянного лома, усадил на них женщину, разрешив задачку козла, волка и капусты, и стал заворачивать савраску недобрыми тычками в морду.

И только тут Мёльде заметил поодаль его…

«Donnerwetter!» — скрипнул зубами полицай-комиссар, заметив в перспективе «Войкофф-штрассе» нахохлившуюся фигурку в офицерской шинели с белым лацканом, с фуражкой, покрытой башлыком, абсолютно несвойственным форме одежды вермахта.