Принцессы Огненного мира - Яна Алексеева

Понимающе фыркнув, дракон опять подхватил меня на руки и быстро понес на жилой уровень. Судорожное оцепенение, следствие то ли странной усталости, то ли вновь проснувшегося страха, быстро сошло на нет, и я расслабленно поникла, проваливаясь в глубокий сон без сновидений.

Очень быстро подобные прогулки превратились в некое подобие традиции. Ежеутренние явления дракона, выдергивающие меня из липкой паутины сновидений. Завораживающе прекрасные полеты над миром, крутые виражи и холодный ветер, вышибающий остатки ночных кошмаров…

Но зачем Вирран-и возложил на себя эту обязанность? Да, мне льстило внимание черноглазого Воина. Да, я беззастенчиво любовалась грацией и мощью его крылатой ипостаси… но всегда оставалось смутное, на грани восприятия, подозрение. Зачем? Так ли уж ему приятно мое общество? И странная уверенность в словах и действиях, как будто ему уже доводилось проделывать нечто подобное: разговаривать, успокаивать, тратить собственное время на неспешные прогулки.

Если бы кто-нибудь сказал мне, что я понемногу влюбляюсь в этого дракона… выбросилась бы из первого попавшегося окна, коих в Горе хватает. К моему счастью, все хранили молчание. Почему, не знаю. Не понимали, не замечали, не обращали внимания? Скорее всего, просто не понимали, что со мной происходит, ведь хазид-хи не очень хорошо разбираются в сложных человеческих чувствах.

Песок, море, солнце… холодный оценивающий взгляд, боль…

Я опять проснулась от собственного крика. Сон ушел, но осталась память о пережитом и привычная боль. Прикусив губу, я сжалась в комок под легким шелковым покрывалом, вслушиваясь в отдаленный шум моря. Тихий задумчивый голос сидящего в кресле дракона застал меня врасплох:

– Почему же ты не можешь забыть?

Возмущение колыхнулось в груди легкой кисеей. Что ты здесь делаешь? Любопытствуешь?

Ах, почему я не могу забыть?

– Что бы ни случилось тогда, оно прошло, давно и прочно похоронено под пеплом городов… давным-давно должно быть забыто. Что мешает этому?

Что?! Незнакомая горькая ярость неожиданно подняла меня с кровати.

– Что? – тихо переспросила я. – Почему? Ты хочешь знать? Зачем тебе это? Но я скажу, если знание это так нужно тебе. У меня есть постоянное, жуткое напоминание о произошедшем.

Я резко шагнула вперед, до боли прикусив губу. Шаг, еще шаг… резкие ломаные движения не желающего подчиняться тела. Дракон встал торопливо, чуть приметно вздрогнув, когда его взгляд впился в мое искаженное лицо. А пока разум застилает пелена невнятной ненависти, резким отчаянным движением сбрасываю на ковер сорочку. Она остается лежать на темном ковре смутным белеющим пятном.

– Я сама и есть память! – почти кричу я на Надзирающего. – Посмотри, посмотри на меня! И пойми!!

Злые слезы застилают глаза, когда я замираю, тяжело дыша, на расстоянии вытянутой руки от внимательно и бесстрастно рассматривающего меня дракона. И я почти благодарна ему за эту бесстрастность, прекрасно зная, на что он смотрит.

Шрамы. Мелкая сетка, похожая на рыболовную, на груди и животе. Уродливые бугристые рубцы на правом боку и внутренней части бедер. След от давнишнего ожога, ужасающей полуулыбкой соединяющий выпирающие из-под кожи тазовые кости…

– Все яссссно? – Откуда в моем голосе столько злорадного шипения? Или это уже не я?

Вечное напоминание.

Меня трясет. Что я творю?! Коротко взрыкнув что-то непонятное, дракон метнулся ко мне, на мгновение потеряв очертания, сгреб в охапку и развернул лицом к окну. Тяжелые портьеры взметнулись, обнажая стекло, наливающееся зеркальной тьмой. И в мареве подчиняющегося странному чародейству зеркала отразились две фигуры: хрупкая, бледная и поникшая – моя, и еще одна, ощутимо пылающая непонятной яростью. А вот моя уже схлынула, оставляя слабое безвольное тело. Я судорожно дернулась, пытаясь вырваться из железной хватки хазид-хи.

Что я натворила?!

– Смотри, смотри, – гулко шептал мне на ухо дракон, принуждая поднять глаза к темному омуту чар. – И не верь тем, кто посмеет сказать, что виновата в случившемся ты. Не виновата! И тем, кто скажет, что раны, полученные в сражении, ужасны и уродливы. Даже если битва проиграна, битва, но не война… всегда найдется тот, кто поможет подняться, оправиться, подаст руку, подтолкнет вперед, к новому сражению. Верь мне, девочка… хотя душа твоя полна ужаса и боли, ты прекрасна и сильна. Не поддавайся страху, похорони, забудь… Пусть шрамы станут напоминанием о победе. Смотри!

И я смотрела. Как бледный силуэт в глубине зеркала наливается золотом Творения, светящимся, обволакивающим, живым… на густо-черном фоне. Вот проступают шрамы, раскалывая фигуру, заставляя ее осыпаться мелким речным песком. Но черная сеть обволакивает и скрепляет, не давая разрушиться всему остальному. На золоте проступает мое лицо, одухотворенное и уверенное, чуть лукавые глаза смеются. Она улыбается, протягивая мне руки, приглашая… игриво поводя плечами.

– Это я? – слышу свой недоверчивый хриплый шепот, невольно касаясь пальцами стекла…

– Так будет… если…

Вырвавшись из плена видений, я развернулась лицом к дракону. Та, золотая, проникнув в мои мысли, тихо шептала, глядя в ошеломленные собственным чародейством черные глаза:

– Если что? – Но он молчал. – Ну что же ты, дра-ко-о-он… – почти простонала она, бесстыдно прильнув к нему всем телом.

А Вирран, настороженно проведя кончиками пальцев по щеке, склонился, касаясь моих губ своими.

В первозданном, истинном Огне плавились осколки души, собираясь маленькими каплями золотистой ртути на черной бархатистой поверхности. И в их притяжении и медленном, мучительном слиянии рождалось нечто новое, цельное, сильное…

Хрупкое тело нежилось в пламени наслаждения, даримого беззастенчивыми опытными руками. Доверяя и доверяясь, веря и веруя в то, что все будет… хорошо…

Песок, море, солнце, холодный любопытствующий взгляд, боль…

Я оборачиваюсь и вижу холодные бесцветные глаза, обещающие скорую смерть. И не кричу, не пытаюсь убежать… не шагаю покорно вперед. Широко размахнувшись рукой, с силой бью прямо в эти ненавистные глаза. И сон осыпается радужными осколками.

Широко открыв невидящие глаза, бездумно шепчу:

– Я разбила его… – И снова погружаюсь в сон, ощутив рядом успокаивающее присутствие такого знакомого тела.

Сидя на самом краю утеса на низенькой скамеечке, сделанной гномами и для гномов, задумчиво отправляла в плещущиеся внизу волны мелкие камешки. За спиной возвышалась Гора, ставшая мне новым домом. Этот выступ у самого подножия Горы облюбовали для свиданий обитающие здесь гномы. Забраться сюда можно было только по узкой тропинке, тянущейся вдоль обрыва.

Не ужас, не боль, а только легкая грусть и капелька лукавой иронии наполняли душу. Ну и совсем немного недоумения. Меня приняли в Семью Творцов, и это произошло так… буднично. В назначенный час я, внутренне трепеща, ступила под своды зала, увешанного полотнищами цвета утренней зари. Патриарх Семьи, обескураживающе невозмутимая хазид-хи Лерелея-ре, подошла ко мне, взяла мои руки в свои и произнесла: