Нажми на «Play» - Кайли Скотт

ни странно, но это так, – сказала я слегка самодовольным тоном. – Мэл, это моя младшая сестренка Лиззи. Лиззи, это Малкольм Эриксон.

Сестра не была такой большой поклонницей «Стейдж Дайв», как я. Однако вряд ли ее миновала участь фанатки.

Как я и думала, Лиззи завизжала как сумасшедшая. Мы с Мэлом вздрогнули.

– О боже, Энн в тебя влюблена! У нее в спальне была целая стена, посвященная тебе.

Нет! Черт, как я могла этого не предвидеть? Меня душил страх. Кто-то должен срочно заняться моей сестрой. Увести ее и запереть в кладовке. Абсолютно для ее же блага, но в основном – для моего. Я попыталась броситься на нее, но сильные руки удерживали меня в ловушке.

– Лиззи. Заткнись. Пожалуйста, заткнись. Ему ни к чему это знать.

– Рассказывай, Лиззи, – потребовал Мэл. – Говоришь, целая стена? Очаровательно. Мне определенно нужно знать больше.

– Нет, не нужно.

– Тише, Энн. Я слушаю.

Мои руки были недостаточно длинными, чтобы закрыть Лиззи рот. Пришлось довольствоваться ушами Мэла. Я с ним боролась, но он слишком легко стряхнул мои руки, хитрюга.

– Она писала твое имя у себя на бедре перманентным маркером, – сообщила эта предательница. Заявляю официально: Лиззи вляпалась. Существовал хороший шанс, что скоро я стану единственным ребенком у матери, если она продолжит трепаться. Учитывая, что мама вообще редко замечала, что у нее есть дети, эта потеря не должна ее сильно подкосить.

– Ложь! – воскликнула я, покрываясь холодным потом.

– Она писала на внутренней стороне бедра? Бьюсь об заклад, так и было. Шалунья! – Мэл схватил меня за запястья, прижимая их к своей груди. Эффективный способ помешать мне отлупить его до крови. – А маленькие сердечки с торчащими из них стрелами? Она их тоже рисовала?

– Не знаю. – Любимая сестрица, скрестив ноги, устроилась на спинке сиденья. – Но она частенько тренировалась подписываться как Энн Эриксон.

– Я так тронут, что ты взяла мою фамилию, тыковка. – Мэл попытался поцеловать мои кулаки. – Ни хрена себе, это потрясающе с твоей стороны. Для меня это очень много значит. Моя семья тебя полюбит.

– Ла-ла-ла-ла, – запела я во весь голос, по мере сил заглушая обоих.

– И она постоянно пересматривала клипы «Стейдж Дайв». За исключением того, где ты целовал ту девицу. – Лиззи щелкнула пальцами, ее лицо напряглось от сосредоточенности. – «Последние дни любви», вот оно. Она наотрез отказывалась смотреть его, а если его включали, выходила из комнаты.

Тело Мэла подо мной затряслось, он хохотал до упаду. У него приключилась истерика. Даже глаза заблестели от непролитых слез, вот же гребаный придурок. Крепкая рука обхватила мой затылок, прижимая мое лицо к его шее.

– О, Энн. Ты ревновала?

– Нет.

Да. Ужасно, ужасно ревновала. Этот поцелуй опустошил мою подростковую душу и заставил почти год слушать грустные песни.

– Бедная моя девочка.

– Заткнись.

– Я не хотел ее целовать. Это случайно получилось, – он старался говорить серьезно, но получалось плохо. – Клянусь, я пытался сохранить для тебя свою чистоту. Пожалуйста, скажи, что ты мне веришь.

Я обозвала его как-то нецензурно.

Он засмеялся еще громче, отчего затрясся весь диван.

Учитывая, что он явно не собирался в ближайшее время меня отпускать, я уткнулась пылающим лицом в гостеприимно подставленную шею. Я ненавидела всех присутствующих. Ненавидела люто. Страшно хотелось его укусить, но он, наверное, получил бы от этого удовольствие. Он, конечно, приятно провел время, кусая меня в губы и подбородок после того, как снова загнал меня прошлой ночью на вечеринке в угол. Этот крестовый поход с поцелуями меня почти уничтожил, но по-настоящему меня добила сестрица, моя плоть и кровь.

Теперь Мэл знает все. Я обречена.

– Лиззи, будь хорошей девочкой и принеси мне ручку, – попросил Мэл. – Хочу написать имя твоей сестры на своих причиндалах, прямо сейчас.

Честное слово, я старалась не рассмеяться. Очень старалась.

– Может, я лучше сварю кофе? – Лиззи поднялась на ноги. – Знаешь, обычно она готовит мне завтрак каждое воскресенье ровно в десять часов. Мэл, ты плохо на нее влияешь.

– Дайте мне одеться, и я вас обеих куда-нибудь отведу. – Он провел рукой по моей спине. – Я не допущу, чтобы моя будущая свояченица начала на меня злиться.

– А тебя не узнают и не начнут докучать? – крикнула Лиззи из кухни.

– Здесь люди обычно ведут себя довольно прохладно. Но я надену шляпу и солнцезащитные очки. И я могу вызвать охрану, если понадобится.

– Почему бы мне не приготовить нам что-нибудь? Сейчас, должно быть, моя очередь, – сказала Лиззи. Это предложение сопровождалось звоном кастрюль и сковородок и шумом льющейся воды. Может быть, моя сестра не так уж и плоха, в конце концов.

– Спасибо, – отозвалась я.

– Та-а-ак. – Мэл чмокнул меня в макушку. – Ты не просто была немного увлечена мной. Ты – моя самая большая поклонница. Ты меня любишь.

– Я не люблю тебя.

– Ты правда меня любишь. – Он сжал меня в объятиях. – Я для тебя все. Ты без меня пропадешь.

К счастью, на этот раз, когда я слезла с него, он не стал со мной бороться. Я поправила старую футболку и пригладила взъерошенные после сна волосы, собираясь с мыслями.

– Это просто глупое подростковое увлечение. Не бери в свою и без того распухшую голову.

– Так большая влюбленность или маленькая?

Я застонала.

Мэл лежал неподвижно, сложив руки на голой груди. Он молча наблюдал за мной, и его глаза видели слишком много. Через мгновение он сел, спустил ноги на пол. Зевнул, потянулся, хрустнув шеей.

– Знаешь, я впервые за целую вечность нормально выспался.

– Когда я на тебе вырубилась? Вряд ли это было удобно.

Тени под его глазами исчезли, он вытянул длинные ноги и казался отдохнувшим. И все-таки он потирал затылок.

– Пожалуй, соглашусь. Поди разберись. Думаю, отныне нам стоит каждую ночь спать на диване.

– У меня кровать сломана.

Он откинул волосы и улыбнулся.

– У тебя проблемы со сном? – спросила я.

– Немного, я думаю.

– О чем ты думаешь?

– Не знаю. Ерунда.

Он избегал моего взгляда.

– Нет, не ерунда. – Это был первый раз, когда он чем-то со мной поделился. Пустил внутрь. В любом случае мне нужно принять это. – Что с тобой? Что не так? Иногда я смотрю на тебя, и ты кажешься таким…

– Что? Каким я кажусь?

– Грустным.

Он побледнел и подбоченился. Напряжение исходило от его тела, как силовое поле.

– Не бери в голову. Я же сказал, не стоит обсуждать это дерьмо.

– Прости. Я просто подумала, может быть, ты захочешь об этом поговорить.

– «Не стоит обсуждать» означает, что я не хочу об этом говорить. Понятно? – Его тон стал жестким, он