Дневник незначительного лица - Георг Гроссмит

Миссис Джеймс явилась и, как всегда, вечером принялась распоряжаться всем и вся. Обнаружа, что они с Кэрри готовятся к столоверчению, я счел, что мне пора проявить твердость. Я всегда презирал этот вздор и положил ему конец давным-давно, когда Кэрри еще в нашем старом доме что ни вечер устраивала сеансы спиритизма с миссис Шустер, с бедняжкой (она теперь покойница). Если б я видел в спиритизме хоть малейший смысл, я бы не находил в нем ничего предосудительного. Но как еще в те давние дни я это пресек, так и сейчас решил пресечь.

Я сказал:

— Прошу меня извинить, миссис Джеймс, но я отнюдь не одобряю спиритизма, не говоря уже о том, что сегодня вечером я жду к себе своих старых друзей.

Миссис Джеймс сказала:

— Неужто хотите вы сказать, что не читали «Рожденья нет»?

Я ответил:

— Да, не читал, и впредь не имею подобного намерения.

Миссис Джеймс, по-видимому, удивилась и сказала:

— Весь мир сходит с ума по этой книге.

Я ответил ей с находчивостью:

— Ну что же. Один человек, по крайней мере, будет в своем уме.

Миссис Джеймс сказала, что это с моей стороны очень неучтиво и, будь все так же полны предрассудков, никогда бы нам не видать ни электрического телеграфа, ни телефона.

Я отвечал, что то совершенно другое дело.

Миссис Джеймс возмутилась:

— Но в чем же другое? Объясните — в чем?

Я ответил:

— Во многом.

Миссис Джеймс сказала:

— Но одно хотя бы отличие назовите.

Я ей ответил сдержанно:

— Прошу прощенья, миссис Джеймс, но я не желаю обсуждать эту материю. Мне она неинтересна.

В эту минуту Сара открыла дверь и впустила Туттерса, чему я был очень рад, ибо подумал, что теперь глупому столоверчению не бывать. Но как я ошибался! Ибо когда вновь зашел об этом разговор, Туттерс объявил, что весьма интересуется спиритизмом, хотя, должен признаться, не очень в него верит; однако, не прочь уверовать.

Я твердо отказался принимать в этом какое бы то ни было участие, однако только того добился, что меня просто перестали замечать. Оставя их троих в гостиной за столиком, который они перенесли из залы, я вышел в прихожую с твердым намерением немного погулять. Однако отворивши дверь, кого же я за нею обнаружил как не Тамма!

Узнав о том что происходит, он захотел присоединиться к их кружку вместе со мной, при этом он вызывался войти в транс. Он добавил, что кое-что знает про старину Туттерса, а кое-что может присочинить про миссис Джеймс. Зная, на что способен Тамм, я отказался допустить его участие в столь глупом представлении. Сара меня спросила, нельзя ль ей на часок уйти, и я на это дал мое согласие, собразив, что куда приятней будет посидеть с Таммом на кухне, чем в холодной зале. Мы много говорили про Люпина и мистера и миссис Шик, с которыми он по своему обыкновению проводил вечер. Тамм сказал:

— А недурно было б для Люпина, если бы старина Шик сыграл в ящик.

Сердце мое содрогнулось от ужаса, и я строго предостерег Тамма от шуток на такую тему. Полночи я лежал без сна, её обдумывая — вторую половину заняли кошмары все о том же.

31 МАЯ.

Написал прачке суровое письмо. Остался им доволен, оно, по-моему, вышло у меня язвительно и остро. Я ей написал: «Вы мне вернули платки решительно без всякой окраски. Быть может, вы благоволите вернуть либо окраску, либо же стоимость платков». Очень любопытно было бы знать, что она сумеет на это мне ответить.

Вечером опять столоверчение. Кэрри сказала, что вчера были достигнуты некоторые успехи, а потому сегодня надо будет вновь собраться. Пришел Туттерс, по-видимому, полный рвенья. Я велел зажечь газ в гостиной, поднялся по лестнице и починил карниз, на который мне уже смотреть стало тошно. В припадке безрассудности — если могу себе позволить такое выраженье — по полу над залом, где имел место сеанс, я дважды громко стукнул молотком. Потом-то я усовестился, ибо такая глупость скорей достойна Люпина или Тамма.

Впрочем, ни о чем об этом даже не было и речи, зато Кэрри объявила, что через столик ей пришла удивительная весть о ком-то, кого мы с ней знавали давным-давно, и кто решительно неведом остальным. Когда мы легли спать, Кэрри меня попросила быть милым и ради нее посидеть с ними хоть разок.

1 ИЮНЯ.

С неохотой сел я с ними вечером за этот стол, но, должен признать, кое-что происходило любопытное. Пусть, положим, то были совпадения, но совпадения любопытные, не стану отрицать. К примеру, столик все время наклонялся в мою сторону, что Кэрри истолковала как желание, чтобы я задал духу вопрос. Я подчинился правилам и спросил у духа (который назвался Линой), не может ли она мне сообщить имя старой тетушки, о какой я думаю и какую мы когда-то звали тетей Мегги. Столик написал: «Фи». Мы ничего не могли взять в толк, покуда я вдруг не вспомнил, что второе имя тетушки было Филлис, и его-то, значит, столик пытался написать. Кажется, даже Кэрри этого не знала. Но если бы и знала, ни за что бы не стала она меня обманывать. Да, должен признаться, любопытно. Случились еще кое-какие вещи, и я дал согласие снова посидеть с ними в понедельник.

3 ИЮНЯ.

Явилась прачка, повинилась насчет платков и возвратила девять пенсов. Я заявил, что краска смыта совершенно, платки испорчены вконец и девяти пенсов отнюдь недостаточно. Кэрри же сказала, что эти два платка и новые-то стоили шесть пенсов, ей ли не знать, сама их покупала на распродаже в Холлоуэе. Раз так, я настоял на том, чтобы прачке возвернут был трехпенсовик. Люпин на несколько дней уехал к Шикам. Должен признаться, мне очень это неприятно. Кэрри говорит, что мое беспокойство просто смехотворно. Мистер Шик так привязан к Люпину, а Люпин, в сущности, еще ребенок.

Вечером у нас снова был сеанс, в известном смысле довольно замечательный, как ни сомнительно он начинался. Явился Тамм, а с ним и Туттерс, и оба умоляли, чтобы их допустили в наш кружок. Я хотел было воспротивиться, но миссис Джеймс, которая, кажется, хороший медиум (если во всем этом есть вообще какой-то смысл) сочла, что наша духовная сила, пожалуй, возрастет, если к нам присоединится Тамм; и мы уселись впятером.

Не успел я выключить газ, едва я сел за стол, он ужасно задрожал, качнулся, наклонился и принялся скакать по комнате. Тамм закричал: «Эй! Тише, парень, тише!» Я заявил Тамму, что если он не будет вести себя прилично, я тотчас зажгу свет и прекращу сеанс. Сказать по правде, я думал, что это Тамм нас морочит, что, собственно, ему и высказал; но миссис Джеймс сказала, что нередко видела, как стол отрывается от пола. Опять явилась Лина и сказала: «Бди!» три или четыре раза кряду, отказываясь объясниться. Миссис Джеймс сказала, что Лина иногда упрямится. Она часто так себя ведет, и всего лучше просто ее прогнать.

Тут миссис Джеймс сильно стукнула по столику и крикнула: «Уходи, Лина, ты противная. Уходи!» По-моему, мы чуть не три четверти часа просидели потом без всякого эффекта. У меня замерзли руки, и я предложил прервать сеанс. Кэрри, миссис Джеймс, а с ними Туттерс никак не соглашались. Минут через десять снова столик наклонился ко мне. Я подставил алфавит, и дух написал «Блеф». Поскольку я часто слышал это слово от Люпина и Тамма, а вдобавок уловил, как Тамм тихонечко хихикает, я прямо его обвинил в том, что он толкает стол. Он это отрицал; но, должен с сожалением признаться, я ему не поверил.