Дочь своего отца - Жанна Немцова

Меня знакомят с коллективом русской редакции. Все предельно вежливы, но чувствуется напряжение и еле улавливаемый скепсис в отношении меня. Официальный язык общения на DW – немецкий. Под него заточено все. Программное обеспечение – на немецком. Переговоры между различными службами – на немецком. Даже ежедневные редакционные летучки на немецком.

Да, найти журналистов, которые хорошо бы знали немецкий язык, – непростая задача. Поэтому в Deutsche Welle работают в том числе и германисты. Впрочем, отсутствие журналистского образования никогда не мешало настоящим журналистам стать профессионалами. В любом случае, я оказалась белой вороной: совсем без языка и даже без опыта работы с видео.

Смешно вспомнить: когда я работала на РБК, мне казалось, что я все делаю сама, без помощников. Когда стала работать на Deutsche Welle, поняла, что там, на РБК, у меня была их куча.

Журналист DW должен быть универсальным: в один день он ведет соцсети, в другой – готовит и монтирует блок новостей, в третий – пишет и монтирует сюжет… Я работала в видеоотделе и должна была не только продумать сюжет и написать его, но и договориться с экспертами об интервью (на РБК этим занимались продюсеры), договориться со студией, откуда можно выйти в скайп, если эксперт не рядом, подобрать в архивах и агентствах нужные кадры, грубо смонтировать сюжет (на РБК никому в голову бы не пришло загружать этим ведущих) и уже потом со своей грубой версткой прийти к технику, чтобы он уже сделал финальный продукт, который можно выпускать в эфир.

Напомню: я не знала немецкий и никогда не работала в монтажных программах (которые на DW были на немецком).

И я, конечно же, ее освою. Но два наложившихся друг на друга обстоятельства – незнание языка и монтажных программ – сделали так, что первые несколько месяцев работы я не могла расслабиться ни на минуту. Тебе дают задание – ты должен его выполнить. Эфир в 16:30. Ты обязан принести сюжет к эфиру. Что бы с тобой ни происходило – обязан!

К счастью, многие (но не все!) техники говорили по-русски и по-английски. К счастью, были и журналисты, которые мне помогали. Если бы не они, я бы не справилась. А так… Я ходила на свою работу изо дня в день и думала только об одном: как можно скорее доказать главному редактору, что я уже «обустроилась» и что меня можно переводить на интервью. Я считала дни до этого момента.

Впрочем, буду честной: своим обустройством в Германии я тоже занималась, и тут не обошлось без забавных ситуаций.

Одна из главных проблем Бонна – нехватка жилья. В бывшей столице ФРГ расположены штаб-квартиры крупных корпораций: помимо нашего DW это еще и DHL, и ООН (то есть подразделения, которые занимаются охраной окружающей среды и проблемами климата). В Бонне, например, находится Секретариат по защите летучих мышей, и такой есть. В нем работает мой хороший знакомый.

При этом сам город небольшой, и жилья на всех не хватает. Это не Москва, где можно зайти на сайт и выбирать съемное жилье из сотен предложенных вариантов. В Бонне собственники часто требуют мотивационное письмо, которое должно их убедить сдать жилье именно вам.

Найти первое жилье мне помог главный редактор. Один из его знакомых (точнее, не знакомых даже, а стипендиатов одной из программ, стипендию по которой в свое время получал и главред, – в Германии люди часто объединяются в группы по такому принципу и поддерживают друг друга) уезжал на несколько месяцев в Венесуэлу.

Интересный он был человек. Коммунист, а точнее – сторонник ультралевых взглядов. В его квартире были книги Ленина и Сталина на немецком языке. На кухне висела открытка, на которой русским текстом было написано: «Смерть империализму!».

Я была уверена, что в Западной Германии таких людей не существует. Оказалось, что я ошибалась.

Итак, «мой» коммунист уезжал на 3 месяца в Венесуэлу – писать работу по нефтяной отрасли Венесуэлы. Эта страна – мировой лидер по запасам нефти, но не по добыче.

– Если ты считаешь, что Венесуэла – это прекрасная страна с идеальным общественно-политическим строем, почему же ты везешь с собой две коробки бытовых вещей: дезодорантов, стиральных порошков, зубной пасты? – спрашивала его.

В Венесуэле был большой дефицит товаров первой необходимости, и коммунист вез их в качестве «валюты», чтобы расплачиваться.

– Потому что Венесуэлу угнетают американцы! – говорит мне этот симпатичный, высокий голубоглазый молодой человек. – Они устроили ей тотальную экономическую блокаду.

Он убеждал меня, что во всем виноваты США, а Чавес и Мадуро с их безумной экономической политикой вовсе ни при чем.

Коммунист уехал, я заселилась в его квартиру… Она оказалась такой же странной, как ее хозяин. Расположенная практически в центре, в старом городе, квартира была жутко грязной, хоть с первого взгляда этого и не заметишь.

Открываешь дверь шкафа – на тебя буквально сыпется пыль. Открываешь ящик стола – внутри многовековая грязь и обрывки бумажек. Проводишь пальцем по кухонному столу – и прилипаешь к этому столу.

В рамках интеграционного процесса я пыталась прибраться у коммуниста, но, боюсь, грязь меня победила. Вывести ее полностью я не смогла.

Но я даже не предполагала, какой вдохновляющей окажется эта квартира… для моей бабушки.

Да, моя бабушка приехала ко мне в гости в Германию. Не одна, с моим братом. Я была счастлива, что какое-то время рядом со мной будут близкие люди.

Оказавшись в квартире коммуниста, начиненной трудами Ленина и Сталина, бабушка почувствовала себя как дома. Она никогда не была поклонницей ни Ленина, ни тем более Сталина. Но вдруг оказалась в окружении книг своей молодости – только написанных на другом языке. И бабушка буквально воспряла духом.

Мы отлично провели тот месяц вместе: играли по вечерам в шахматы, в выходные ездили смотреть Кельнский собор… Бабушка смотреть собор ездила без особой охоты, но тем не менее. Решила: раз уж она в Бонне, нужно посмотреть.

– Это безобразие! – возмущалась она. – Помидоры стоят так дорого! А пряники? У них вообще нет в продаже пряников!

Мы с братом пытались убедить ее, что цены в Германии выше российских, условно говоря, в два раза, а средний уровень доходов жителей выше в четыре раза, но она не обращала внимания на наши слова. Лишь ближе к концу поездки бабушка признала:

– Да, люди здесь одеты лучше, чем в России…

Еще одной проблемой Германии, по версии бабушки, оказалось отсутствие просторов.