Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта - Андрей Степанов

– Граждане жанристы, анималисты, баталисты и маринисты! – до предела возвысил голос Кондрат. – Послушайте меня внимательно! Вся ваша маринистика на ближайшие год-полтора замораживается. Город объявляется территорией совриска. Призываю вас не дурить, не сопротивляться инновациям и мирно переходить к новой культурной парадигме!

Однако мирно переходить художники не желали. Они обступили приезжего со всех сторон, готовые броситься на него по первому знаку председателя. Лысина монументалиста Шашикашвили покраснела, как помидор. Искусствовед Жарова держала альбом двумя руками перед грудью, словно собираясь ударить им Синькина по голове.

– Погодите, товарищи! Переговоры не окончены, – охладил их пыл Редька. – Присядьте, пожалуйста! Присядьте!

Художники неохотно расселись по местам, и председатель спросил официальным тоном:

– Так что же вы нам предлагаете, господин Синькин?

– Я предлагаю вам полноправное сотрудничество, – ответил Кондрат. – Соединим ваши и наши возможности. У меня есть знание рынка, связи и деньги, а у вас…

Тут он сделал паузу и, хитро прищурившись, спросил:

– А как вы думаете, граждане Айвазовские, что у вас-то есть? Кроме спиногрыза?

Художники молчали.

– Ну… Да рисовать вы умеете! – торжественно провозгласил Кондрат. – Только поэтому я с вами и разговариваю. В Москве рисовать перестали лет двадцать назад, и теперь этот навык полностью утрачен. Про заграницу даже не говорю. А вы пока умеете – я же выставку видел внизу, когда шел сюда. Вот. А у нас скоро медвежья тема широко пойдет. Вечный символ России. Значит, понадобятся люди, способные худо-бедно нарисовать медведя. Ну, кто может?

Все посмотрели на Шаманова-Великанова.

– А, точно! – сообразил Синькин. – Ты же анималист, да? Слушай, а это ты пьяного орка на лосе нарисовал? Ну там, внизу?

– Сам ты пьяный орк, – обиделся Шаманов. – А это могул. Они на боевых лосях сражались.

– Ну, что я говорил! – хлопнул себя по коленям Кондрат. – Продадим вас со свистом по этнической квоте, вы и охнуть не успеете. Короче, господа Шишкины и Пышкины! Утрите ваши сиротские слезы и следуйте за мной! Каждому найдется место в проекте. Председатель, наливай давай! Утрите слезы, вам говорят! Я продаю вас на Запад!

Редька поднялся, взял бутылку путинки, но, вместо того чтобы наполнить стаканы, подошел к холодильнику и убрал ее на верхнюю полку. Потом вернулся к столу и в наступившей тишине очень спокойно и ровно сказал:

– Медведе́й, Кондратий Евсеевич, мы вам рисовать не будем.

– Вы чего, граждане? – удивился Синькин. – Для вас же стараюсь. Вашему краю от меня сплошная польза, движуха и расслабление.

– Не надо нам движухи, – ответил Редька и тем же ровным тоном произнес: – Пошел вон!

Художники разом вскочили, словно ждали этого сигнала. Буря поднялась мгновенно.

– Все загадили!

– Варяги!

– Да какие варяги! Татаро-монголы! После их набега тут останется выжженная земля!

– Князя Гаврилу будить надо! В поход на них!

– Да мы же вам оплачиваем имидж! Городу вашему! – пытался перекричать их Кондрат.

– Вы – нам?! Это мы вам оплачиваем! Вас в Москве никто не покупает, вот вы сюда и полезли!

– Пусть рискнет с нами в одном зале выставиться! Пусть рискнет! Все сразу поймут, кто художник, а кто…

– Да что с ним разговаривать? Бейте его!

– Стойте! Стойте! – выкрикнул Пухов. – Бить не надо! Есть идея получше.

Художники остановились и посмотрели на него. Баталист хихикнул, а потом вдруг громко и противно заверещал:

– Внимание-внимание! Почтеннейшая публика! Сегодня в нашем цирке премьера нового перформанса! В программе – экологическая художественная акция «Золотая рыбка». В роли рыбки – заслуженный куратор и культуртехнолог из Москвы Кондратий Синькин… В озеро его!

Радостно взревев, живописцы подхватили Синькина и понесли вниз по лестнице. Кондрат не сопротивлялся. Он ехал на руках членов Союза гордо и величественно, как труп Гамлета, несомый четырьмя капитанами.

Выйдя на берег левитановской красоты озера, художники раскачали тело и на счет три швырнули его с двухметрового обрыва.

Столпившись у края, они с интересом смотрели, что будет дальше.

Однако ничего страшного не произошло. Кондрат вынырнул, отфыркнулся, как тюлень, и, мощно выбрасывая руки, поплыл кролем к противоположному берегу. Там он вылез на песок, отряхнулся по-собачьи, и, сложив ладони рупором, громко крикнул:

– Перформанс удался! Поздравляю! Все вы будете мастерами совриска!

* * *

На следующее утро на том месте, где Синькин вылез из воды, словно по мановению волшебной палочки выросли красные фанерные буквы, превосходно читавшиеся из всех кабинетов и мастерских Дома художника.

Явившись на работу ровно в десять утра, Геннадий Андреевич подошел к окну и прочитал:

Выслушав горячую и путаную исповедь Беды – и про кризис жанра, и про желание написать картину, и про заключенное в Синькине зло, и про Бразилию, и про реальные дела, – Силыч вздохнул и сказал Гале:

– Ну что зря болтать? Все ясно: срочно в душевую. Ты потерпи немного, Бедюша, – сочувственно обратился он к страдальцу, – мы тебя теперь быстро облегчим.

– Да-да, пошли скорее! – заторопился Валя.

– А ты-то куда собрался? – удивился целитель. – Кто тут кричал, что знахарям не верит? Опора, мол, на собственные силы и все такое.

– Я не лечиться. Я для тренировки.

– Нет, суслик, тебе туда нельзя, – решительно вмешалась Галя. – Останешься со мной. Пусть Силыч лечит Борю, а мы тут пока приберемся.

– Ну Галь!.. – обиженно протянул Валя.

– Нельзя сказала! Кто здесь врач?

– Ну Галь!.. Мне тренировка нужна. Я сколько залов уже отсидел, а ты все нельзя да нельзя. Я так никогда до Шишкина не доберусь! Ну пожалуйста! Ну Галь!..

– Ладно, так и быть, – сжалилась супруга. – Но как только почувствуешь малейшее недомогание – бегом домой. Силыч, присмотришь за ним? Я тебе доверяю.

– Присмотрю, присмотрю, – улыбнулся в бороду Силыч. – Ишь, какая подруга у тебя боевая!.. А ты, Галюша, не стесняйся, командуй мною так же, как супругом командуешь. Ну все, пошли, ребятки!

– Далеко идти? – спросил Беда.

– Недалёко. В шаговой доступности.

Они вышли из дома и двинулись мимо огородов к строению на самом краю участка, возле леса. С виду это была обычная деревенская банька.